29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Статья
  3. Чем дальше в лес, тем толще циркуляры: что мешает развитию бизнеса, связанного с лесными ресурсами
леса Экономика

Чем дальше в лес, тем толще циркуляры: что мешает развитию бизнеса, связанного с лесными ресурсами

Варварская вырубка лесов и сбыт их по дешевке в Китай, полыхающая из-за безалаберного отношения тайга – вот с чем в сознании обывателя ассоциируется лесная промышленность. А ведь в России немало предприятий, которым есть чем похвастаться и на внутреннем, и на мировом рынке. Хотя многие предприятия уже оказались на грани истощения ресурсов и возят лес на переработку из соседних регионов за сотни километров. Сборщики ягод, грибов и орехов, наоборот, лишь в очень незначительной степени эксплуатируют свой ресурс. Живущий лесом человек (а бизнес – это в первую очередь люди) не станет просто так, без всякой причины на корню губить то, что его кормит. Если так происходит, это в подавляющем большинстве случаев результат его собственной борьбы за выживание. Если система (законодательная, чиновничья) построена так, что предприниматель в ней как уж на сковородке, то он ли главный виновник экологических катастроф и экономических бедствий? Скорее, жертва.

©Александр Коряков / Коммерсантъ / Vostock Photo

Гонка на выбывание

Россия – один из мировых лидеров по экспорту делового круглого леса (кругляка), на ее долю, по данным FAO, приходится 15% всех поставок. В значительной степени мы обеспечиваем мир пиломатериалами (19%) и шпоном (14%). По остальным позициям (пеллеты, листовые древесные материалы, бумажная масса, рекуперированная бумага, бумага и картон) наша доля не так велика – от 3% до 7%. Но как долго мы сможем сохранить свое лидерство? «В России растет конкурентное отставание от мировых лидеров лесной промышленности в связи с износом работающего парка оборудования, недостатком кадрового обеспечения, сложностью и длительностью административных процедур», – говорит управляющий партнер адвокатского бюро «Сазонов и партнеры» Всеволод Сазонов.

Экологи констатируют: лесная промышленность находится на грани выработки своих ресурсов. И это подтверждают сами предприниматели. В частности, отраслевой журнал «Лесная индустрия» собрал целую коллекцию высказываний бизнеса на эту тему. Так, в Архангельской области началась огромная конкуренция за доступный лес, и некоторые стали завозить его аж с Урала. Дефицит древесины в регионе, по данным на конец 2016 года, составлял 4 млн кубометров.

В Пермском крае местные власти утвердили перечень лесодефицитных районов, куда вошли 16 лесничеств. Предприниматели пытались, кто как может, восстанавливать леса. Но дело это нелегкое – государство компенсировало только 30% расходов на потребности лесного комплекса. В Вологодской области леса хоть и хватает, но добраться до него невозможно – дорог нет. Строить их государство предлагает опять же самим предпринимателям.

В нашей стране есть реальные примеры современных и цивилизованных игроков со своими внутренними очень высокими стандартами качества, большими мощностями для переработки древесины, а также серьезным пониманием ответственности за воспроизводство лесов, говорит управляющий партнер Zharov Group Евгений Жаров.

«И я говорю не только о Северо-Западе страны и о европейском подходе к охране окружающей среды, – отмечает он, – но и о Дальнем Востоке России, где некоторые предприятия понимают всю ответственность и небезграничность природного ресурса и вкладывают большие деньги в лесовосстановление». Все так, но это, скорее, исключение, чем правило.

Парадоксально, например, что заброшенные сельхозугодья для выращивания лесов использовать не получается. «Все развитые северные страны и страны умеренного пояса используют и даже субсидируют такое выращивание, – говорит руководитель российской лесной программы Greenpeace Алексей Ярошенко. – Только у нас нельзя. Нарушителям грозит штраф до 700 тысяч рублей и изъятие земельного участка». А вот если было бы можно, то через пару десятков лет потоки древесины полностью возместились бы, появились новые рабочие места, а окружающая среда повысила качество. «Но наши чиновники настолько привыкли к тому, что к сельскому хозяйству людей надо принуждать, – продолжает эколог, – что сама идея о том, что людям можно разрешить выращивать лес или просто оставлять самовольно выросший лес на своей земле, им кажется недопустимой».

Получить легальный доступ к лесным ресурсам при этом очень трудно, даже если речь идет о заготовке древесины для собственных нужд, чтобы печь зимой топить, одним словом. Для этого, рассказывает эколог, нужно пройти все круги ада: собрать справки, подать заявление в лесничество, до которого из далекой деревни не всегда просто доехать, заключить договор купли-продажи, заготовить, очистить место рубки, отчитаться. Поэтому в лес идут без всяких документов, на свой страх и риск.

К чиновникам с челобитной

Предпринимателям приходится куда сложнее. Об их проблемах подробно рассказал заместитель бизнес-омбудсмена в Красноярском крае Максим Абрамов. Он признает, что в предпринимательском сообществе есть «белые пятна» – недобросовестные граждане, умышленно занимающиеся нелегальной вырубкой. Но взялись они неспроста, а в силу отсутствия должного контроля. Документы у них на регулярной основе никто не проверяет, как и границы лесных участков, а раз так, то почему бы и теневой экономике не расти.

Но есть и другая сторона медали. И больше всего Максим Абрамов здесь сетует на то, что местное министерство лесного хозяйства не систематизирует работу с предпринимателями. Лесному кодексу уже 12 лет, но многие лесозаготовители так толком и не научились по нему жить и работать. Сами не разобрались, чиновники не объяснили, на юристов, понятное дело, денег ни у кого нет. Отсюда и проблемы. Приходят предприниматели с челобитной в минлесхоз за своими делянками, получают контракты на аренду и уезжают в тайгу.

Добравшись до участка, проложив туда дорогу, многие выясняют, что там совсем не то, что обещало министерство. Вместо елей и сосен пни обгорелые или молодая березовая поросль. «А последние пять лет еще и сильно распространился шелкопряд и другие насекомые-вредители, которые уничтожают лес, – жалуется эксперт. – Получается, что, с одной стороны, вроде и министерство не виновато, а с другой – заложником ситуации становится предприниматель».

Все это потому, что арендные контракты составлены по лесоустроительным материалам 60-70‑х годов прошлого века. Неудивительно, что за полсотни лет лес изменился. А в конце года предпринимателю держать ответ перед чиновниками, сдавать отчет. Заготовитель оказывается в ловушке, ведь ему себя и людей кормить, и устоять перед соблазном залезть на соседний участок бывает нелегко.

Да и с арендой бывают сложности. Например, пересказывает очередной случай Максим Абрамов, предприниматель не платит минлесхозу аренду полгода, и с ним разрывают контракт. А потом оказывается, что он платил, просто деньги не на тот счет переводил.

©
«Если бы минлесхоз был все время на связи, если бы составлял графики сдачи отчетности, получения проектов освоения лесов и в каком объеме, то тогда можно было бы совместными усилиями привести лесные участки в соответствие с их актуальным состоянием, и они стали бы экономически выгодными», – говорит эксперт.

Другой хрестоматийный пример приводит Алексей Ярошенко. Лесной кодекс предписал, что в аренду участки можно брать сроком «от десяти лет». И все решили, что по истечении этого срока автоматически продлят контракты, вложились в строительство дорог, обустройство участков. Однако в конце 2018 года выяснилось, что во многих регионах о продлении контрактов и речи быть не может. Пробовали судиться – не помогло. «Неожиданно большое количество арендаторов осталось без аренды, – рассказывает эколог. – А если у них, например, весь бизнес построен на этой древесине, а законно купить не у кого? Купят у воров или, хорошо зная лес, украдут сами».

От тюрьмы в Сибири тоже не зарекаются. По словам Максима Абрамова, в их практике довольно много случаев, когда предпринимателю дают контракт, но оформление бумаг затягивается на месяцы. А работа ждать не может, приходится идти на вырубки, пока идет бумажная волокита. Только пока предприниматель был в тайге, чиновники сменились, а границы его участка изменили, уменьшили. И получилось, что бедолага занимался незаконной вырубкой, ведь формально у него никаких документов не было. Бывает и так, что «черные лесорубы» пристроятся рядом с участком легального предпринимателя, бумаги которого потонули в волоките, а когда полицейская проверка нагрянет, на него и укажут. Нелегалов потом не сыскать, но к ответственности кого-то нужно привлечь, вот и посадят того, на кого указали.

Кто здесь власть?

Каждое срубленное дерево должно быть компенсировано, соглашается Максим Абрамов. Но предприниматель действует по договору, а тот такого условия не предусматривает. Да и денег на лесопосадки государство не предлагает. «Деньги на это могут быть только у крупных лесоперерабатывающих предприятий, обязать делать новые лесные насаждения можно только их», – говорит эксперт. Это было бы неплохим пилотным проектом и хорошим примером для всех остальных, считает он.

Есть и другой вариант: вовсе рубки запретить. «Но пусть тогда региональная власть предложит другие сферы, где предприниматель может зарабатывать, – оказание услуг, выполнение работ, реализация товаров», – не возражает Максим Абрамов. Альтернатива по уменьшению объемов лесорубки есть. Так, в аппарате регионального омбудсмена уже предлагали вывести предпринимателей из лесной отрасли и дать им маленькие контракты с «Норникелем», «Русалом» на изготовление маленьких деталек и запчастей. Но эта идея пока не получила одобрения.

Еще один важный блок проблем российского предпринимательства связан с главной экологической проблемой лесов – пожарами. После того как лес вырубают, его остатки и опилки лежат в тайге, предприниматель бросает их и уходит. «Почему он так поступает? Потому что их нужно перерабатывать», – говорит Максим Абрамов. Но лесоперерабатывающих комплексов, которые могли бы работать с опилками, изготавливать пеллеты и прочее биотопливо, в регионе нет. «Сейчас планируют построить один такой большой комплекс в Богучанском районе, но никто туда из Канска опилки не повезет – слишком большое расстояние», – говорит эксперт. По его мнению, такие перерабатывающие комплексы должны быть в каждом муниципальном образовании, где рубят лес.

Но для этого такие комплексы должны стать одним из направлений стратегического развития всего региона. И в проекте Стратегии развития лесопромышленного комплекса Красноярского края это предусматривалось. Что-то разрабатывали, обсуждали, создавали проекты перерабатывающих предприятий. «Но говорили очень много, а делали очень мало, – подытожил Максим Абрамов. – Сейчас есть приток свежей крови в исполнительную власть, и что-то начало меняться. Но проблемы накапливались десятилетиями, в одночасье их не решить».

Такие же проблемы характерны для всех регионов, занимающихся лесозаготовкой, отмечает эксперт. Но он не согласен с тем, что для их решения нужна отмашка из федерального центра. «Если регион специализируется на лесе, он и должен сам развивать лесопромышленный комплекс, – говорит он. – У нас ведь, как-никак, федерализм – субъекты самостоятельны. Если на федеральном уровне лесная повестка неактуальна, то это не значит, что мы здесь должны сидеть сложа руки».

Россия – самая богатая дикоросами (ягодами, грибами, орехами) страна, но использовать удается лишь малую их толику

Сергей Карпухин / ТАСС

Тайга-кормилица

Проблемы российских лесов сказываются и еще на одной отрасли – сборщиках и переработчиках дикоросов, проще говоря, ягод, грибов, орехов, лекарственных трав. Россиян, живущих фактически на доходы от первобытного собирательства, по подсчетам Greenpeace, 400 тыс. человек. Всего в отрасли занято примерно 3 млн человек. Объем закупаемых у жителей подтаежных деревень дикоросов в зависимости от года оценивается приблизительно в 10–20 млрд рублей.

«Это то, за чем идут люди в тайгу, – говорит президент Союза заготовителей и переработчиков дикоросов (СПД) Юрий Рудаков. – Больше всего зарабатывают там, где есть кедровый орех. Отправившаяся на промысел семья живет в тайге месяц и может потом сдать 3–4 тонны ореха и заработать от 700 тыс. до 1 млн рублей». На ягодах-грибах зарабатывают меньше: в сезон – 150–300 тыс. рублей. Но для живущих в депрессивных, подтаежных населенных пунктах семей это 60% годового дохода.

Если лесопромышленники столкнулись с дефицитом ресурса, то у сборщиков дикоросов их хоть отбавляй. Промысел ягод составляет лишь 2–5% от общего запаса, кедрового ореха – 7–8%, грибов – 14–20%. И проблемы все те же. «В позапрошлом году горела Бурятия, – рассказывает Юрий Рудаков. – Лесные участки выгорели, а договор аренды остался. Промысловики обязаны все равно по нему платить». И с доступностью ресурсов та же история: дорог нет. Из-за этого и пожары не потушить, и ягоды-грибы не собрать. «Поэтому только вокруг своей деревни и собирают, – сетует эксперт. – И поэтому в Финляндии интенсивность сбора ягод в 38 раз выше, чем в Карелии».

При этом промысловики готовы помогать окружающей среде. В частности, хотят получить разрешение на выращивание кедровых плантаций. Такая практика уже давно существует в Китае. Поэтому и ввозная пошлина на кедровый орех у них высокая – 24%. «Получается, что китайцы в 10–20 раз занижают экспортную стоимость российского ореха», – говорит президент СПД.

О плантациях лекарственных растений, особенно редких и исчезающих, уже удалось договориться с Ботаническим садом МГУ, ведутся переговоры и с Минсельхозом. Таким образом тоже хотят убить двух зайцев: восстановить популяцию растений и выращивать товарные культуры. Сейчас с лекарственными растениями дела обстоят довольно печально: то их скосят, то сожгут, то вывезут контрабандой китайские туристы. Серьезно пострадали от этого и производители меда.

Дикоросы – органическая продукция, очень востребованная на рынках всего мира. Но не любую ягоду или орех можно продать, для этого нужна сертификация. И нашим экспортерам приходится платить за это европейцам, американцам или японцам, у которых есть свои, общепризнанные, сертификационные стандарты. В России таких нет. И тем не менее экспорт идет. Ягоды и грибы через Белоруссию и Прибалтику едут в Европу, а свежие лисички из Сибири прямиком отправляются в Германию. А на Востоке (в Японии, Южной Корее, Китае) очень востребованы иван-чай и папоротник-орляк – их скупают тысячами тонн. Амбиции у промысловиков большие: к 2024 году хотят прибавить к общему обороту экспорта $1 млрд. Правда, признается Юрий Рудаков, в ближайшее время, исходя из существующих реалий, рассчитывать приходится только на $200–300 млн.

©

Хотя Россия – самая богатая дикоросами (как и лесами) страна, лидером по их экспорту она, увы, не стала. Например, сырьевая база кедрового ореха – до 100 тыс. тонн, а доля России на мировом рынке, общий оборот которого составляет $600 млн, – всего 0,5% (у Китая – 72%).

«Китай использует сырьевую базу России, обеспечивая свою потребность в сырье на 50%, – рассказывала на Красноярском экономическом форуме директор ООО «АЮ Групп» (бренд ALTAIGA) Татьяна Мельник. – Россия, несмотря на крупнейшие мировые запасы, занимает последние позиции на мировом рынке». Восемь лет назад предпринимательница впервые привезла российский кедровый орех на выставку во Францию. «Его даже никто пробовать не хотел, – вспоминала она. – Все говорили: «Это китайский, его есть нельзя». С таким же результатом мы ездили по выставкам целый год».

Комичная история сложилась со сбором и экспортом чаги, которую очень ценят в странах Востока. Этот гриб-паразит поражает березу и убивает ее. Лесники были бы счастливы бесплатно отдать ее всю. Но нет. Закон требует аренды участка, и объем сбора паразита не должен превышать заявленных в контракте объемов. В странах Юго-Восточной Азии чага продается по $50 за кило, а экстракт чаги – по $500–1800 за кило. Из России чага идет через Китай, в год примерно 1,7 тыс. тонн.

Но все это, по сути, контрабанда, поскольку унифицированного экспортного кода на чагу у нас с Китаем нет. «На таком «неофициальном завозе» цена составляет, грубо говоря, 200 рублей за кило, – рассказывает Юрий Рудаков. – Китайцы перепродают ее потом в центральные провинции, где изготавливают экстракты чаги уже в среднем по 560 рублей за кило. То есть у Китая есть своя внутренняя программа для развития своих северных территорий».

А еще заготовителям ягод, грибов и орехов пришлось доказывать банкам, что они не отмывают нажитое преступным путем и не финансируют террористов. Во многих деревнях, где на промысле трудятся их жители, нет ни света, ни связи. Поэтому расплачиваются с ними предприниматели наличными, а это для банков подозрительно, и они блокируют счета.

«Сбербанк требовал завести им всем карточки, обещая поставить в деревне банкомат, – рассказывала Татьяна Мельник. – Я ответила: «Сначала вам придется свет туда провести». Правда, говорит Юрий Рудаков, Сбербанку переработчики дикоросов уже подробно рассказали о своей отрасли, предоставили доказательства подлинности закупок и разработали свой документооборот. «Теперь мы собираемся выйти и на Банк России, чтобы обменяться опытом с другими банками», – говорит предприниматель.

Есть и хорошие новости: слухи о том, что на сбор ягод и грибов введут налог, не подтвердились. Страна вздохнула с облегчением. Но не стоит забывать о том, что эксперимент с введением налога на самозанятых в нескольких регионах показался властям удачным, и эту практику могут распространить на всю страну. Так что нельзя исключать, что и тут нет дыма без огня. Правда, сбора дикоросов нет в кодах видов деятельности (ОКВЭД). Во всяком случае, пока.

«Мы стеной стоим за то, чтобы любое разумное налогообложение начиналось с приемного пункта, – говорит Юрий Рудаков. – Мы заготавливаем от силы 10% от того, что вообще можем. И людей, готовых кормить комаров в тайге, не так много. Любое увеличение бремени приведет к тому, что они перестанут туда ходить. Тогда мы не то что миллиарда долларов на экспорте, даже ста миллионов не сделаем. Консолидированные потери будут куда ощутимее потенциально собранных налоговых копеек».

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «Профиль».

Метки: леса
Реклама
Реклама
Реклама