Атака на Грозный – новая угроза для Киева

Атака боевиков на Грозный, случившаяся 4 декабря, снова привлекла внимание к ситуации в самом турбулентном регионе России.

За последнее десятилетие, в ходе которого Чечня уступила первую строчку в так называемом диверсионно-террористическом рейтинге, в СМИ и экспертных выступлениях успело сформироваться представление об этой республике, если не как об оазисе мира на Северном Кавказе, то как о субъекте намного более стабильном и предсказуемом по сравнению с соседними республиками.

Между тем декабрьская атака на столицу Чечни выделяется на фоне других инцидентов. 11 погибших силовиков и 9 боевиков! В ходе боевого столкновения пострадал Дом печати. Декабрьский инцидент стал третьей по счету значительной акцией боевиков в Чечне в нынешнем году. В апреле произошел взрыв БМП, четыре человека погибли, а семь получили ранения, а в октябре случилась суицидальная атака, в ходе которой было убито пять сотрудников силовых структур. Какие сигналы принесла декабрьская атака? Можно ли говорить о том, что «мирная эра» в республике завершилась и Чечня стоит перед угрозой новой дестабилизации? Или грозненская трагедия — не более чем эпизод в цепи других инцидентов, который не стоит рассматривать в качестве некоего поворотного пункта?

Многие журналисты и эксперты, выпустившие свои комментарии, что называется, «по горячим следам», поспешили охарактеризовать атаку на Грозный как сюрприз для российской и республиканской власти. Однако такая квалификация является не более чем красивой публицистической метафорой. Несмотря на определенную стабилизацию в Чечне (признаваемую и жесткими критиками Рамзана Кадырова), о полном искоренении угроз говорить не приходилось. Свидетельством чему такие знаковые инциденты прошлых лет, как нападение боевиков на родовое гнездо главы Чечни Центорой 29 августа 2010 года.

Несколько лет назад известный общественный деятель и бывший министр иностранных дел непризнанной Чеченской Республики Ичкерия Шамиль Бено назвал Кадырова «эффективным военно-политическим менеджером». Однако антитеррористическая эффективность, основанная на жесткой силе и результативном пиаре, без серьезных изменений социальных реалий вокруг, дает лишь тактические результаты. Басаевы и прочие полевые командиры низшего ранга ликвидируются, а условия, делающие их востребованными, остаются. В этой связи по итогам грозненской трагедии не стоит впадать в панику, но понимать ограниченность существующего антитеррористического инструментария необходимо. Помимо борьбы против носителей оружия, необходимо вести и борьбу за умы, требующую намного более сложных подходов, не сводимых к военно-полицейскому менеджменту.

И последнее (по порядку, но не по важности). История с грозненской атакой получила своеобразное украинское продолжение. В Киеве нашлись сторонники формулы «враг моего врага — мой друг» и с энтузиазмом поддержали «борцов за свободу», бросивших вызов «тиранам» в Москве и в Грозном. Подобным энтузиастам (явным и тайным) хотелось бы напомнить, что в сегодняшних условиях антироссийский протест на Северном Кавказе строится не на основе светского национализма, а на основе радикального джихадизма. Для его поборников Россия — часть западного мира, а США, Европа и защитники «европейского выбора» — не меньшие враги, чем московские, махачкалинские или грозненские «кяфиры». И вряд ли коллапс российской безопасности в Чечне или в Дагестане поможет «незалежной державе» справиться со стоящими перед ней вызовами. Многим грузинским коллегам для осознания этой истины оказалось достаточным пережить атаку боевиков в Лопотском ущелье в августе 2012 года и увидеть вовлечение радикалов из Панкиси в войну на Ближнем Востоке. Если сегодня в Киеве с готовностью воспринимают грузинский опыт, то неплохо бы предметно ознакомиться и с этим сюжетом.