Не так давно, 18 апреля, исполнилось 65 лет со дня рождения Майка, из которых он прожил чуть больше половины. Лидер ленинградской группы «Зоопарк», считающейся наряду с «Аквариумом» и «Машиной времени» одним из столпов русского рока, Науменко не разделил успеха постсоветских времен, доставшегося его друзьям и современникам. Майк умер через несколько дней после августовского путча 1991 года и год спустя после гибели Виктора Цоя. Но, в отличие от Цоя, он ушел не на взлете, а скорее в падении. История этого загадочного падения и составляет главную интригу его биографии.

Почему человек, способный бросить институт ради подпольного рок-н-ролла (поступок очень серьезный для советских времен), записавший несколько канонических для русскоязычного рока альбомов, мечтавший о жизни рок-звезды, вдруг неожиданно скисает, когда начинается перестройка и появляются долгожданные возможности? Почему он уходит в тень, замыкается, топит себя в алкоголе и в итоге умирает? Придумывает себе роль маргинала, изгоя, хотя на самом деле был популярным человеком, всеобщим любимцем?

Изрядная доля «Бегства из зоопарка» посвящена этому вопросу. Однако кризис последних лет – только часть истории Майка, а Кушнир поставил себе цель проследить всю его жизнь от самого рождения. Повествование идет со свойственным этому автору энтузиазмом, даже восторгом, которых он не лишился после многих лет, проведенных в циничном пиар-бизнесе. Раскрывая перед читателем сцены из жизни Майка, Кушнир словно сам впрыгивает в эти сцены и повествует, как очевидец: вот он сидит где-нибудь на тахте в квартире родителей юного Миши Науменко, когда тот сообщает им о своем исключении из комсомола, а вот гуляет с Майком и Сергеем Рыженко по ночной зимней Москве после исторического квартирного концерта на Речном вокзале.

Кушнир действительно был очевидцем некоторых историй, а кроме того, он опросил более сотни друзей, родственников и просто современников певца, плюс – предмет особой гордости автора – стал обладателем уникального архива Майка, доставшегося ему по наследству от казанского журналиста и друга музыканта Бориса Мазина. Издание украшено некоторыми жемчужинами этого архива: редкими фото и рукописями.

Именно Мазин вдохновил Кушнира «писать правду», тогда как многие биографы склонны «стерилизовать» Майка. Нельзя сказать, что его книга получилась скандальной, хотя кого-то из трепетных почитателей Науменко могут расстроить финальные главы, в которых рассказывается о деградации героя.

Книга называется «Бегство из зоопарка», по одной из ранних песен Майка. Похоже, зоопарком для Науменко оказалась вся жизнь, а не только советский официоз, от которого он в юности сбежал в мир рок-н-ролла. И все то, что в перестройку для его коллег стало свободой и большими возможностями, ему также виделось зоопарком, из которого нужно бежать. Но это только одна из версий произошедшего. А за остальными лучше обратиться к самой книге, которая уже доступна для предзаказа.

C первой главой можно ознакомиться уже сейчас:

Акустика: прощание с андеграундом

«Скажи, куда ушли те времена?»
Майк Науменко

Период 1985–1986 годов оказался переломным для советского рок-андеграунда. Многое по-прежнему было «нельзя», и запретительных списков пока ещё никто не отменял. К примеру, музыканты «Наутилуса Помпилиуса» лихорадочно звонили в Москву Александру Агееву – с просьбой не распространять песню «Скованные одной цепью». Мол, у них на Урале по поводу этого кормильцевского текста поднялся «страшный стрём». Но было уже поздно.

Магнитофонные писатели Москвы и Питера распространяли новый альбом «Разлука» целиком, без какой-либо цензуры или идеологических купюр.

Первые ласточки горбачёвской перестройки уже порхали повсюду. В том же Свердловске начал активно функционировать рок-клуб, в Москве открылась рок-лаборатория. В кабинетах Кремля готовились разрешительные документы для гастролей легендарного Карлоса Сантаны и других американских рок-музыкантов. В Ленинграде состоялось совместное выступление Майка, Цоя и БГ в Доме Кино, а телевизионщики снимали пилотные выпуски передачи «Музыкальный ринг».

Была ещё одна хорошая новость – во всесоюзный эфир прорвался молодой питерский бит-квартет «Секрет» с композициями «Буги-вуги каждый день» и «Мажорный рок-н-ролл».

Опекаемые неугомонным Панкером студенты театрального института превратили легкомысленные майковские песенки в хлёсткие танцевальные номера. К сожалению, фамилия автора этих хитов упоминалась не всегда, и Майк настойчиво объяснял на квартирниках, что эти композиции, показанные в телепрограмме «Утренняя почта», написал именно он. Науменко терпеливо рассказывал слушателям, что ребята из «Секрета» – отличные парни, и вообще они – большие друзья. Несколько раз Майк выходил на сцену ленинградского рок-клуба с музыкантами «Секрета», чтобы вместе исполнить одну из своих знаменитых песен.

«Мы тогда приятельствовали с Майком и захотели на лауреатском концерте сделать его песню «Лето», – вспоминал барбанщик «Секрета» Алексей Мурашов. – Автор вышел на сцену, и зал закричал так, как будто гол забили».

Поскольку группы «Зоопарк» в тот период у Майка в очередной раз не было, он продолжал давать многочисленные квартирники. Несколько акустических концертов в Питере ему организовывал его приятель Павел Краев – в частности, т.н. «сейшен на Петроградской стороне», в одной компании с Витей Цоем и Сергеем Рыженко.

«Майк был человеком небогатым, – рассказывал Краев. – И квартирники для него были важным подспорьем. Но он ни разу не звонил мне и не говорил – давай, мол, квартирник сделаем, а то денег нет. В отличие, скажем, от Цоя и даже Башлачева – те частенько просили подработать. А у Науменко какой-то чистый интерес был. Мне казалось, что главным для него было – оставаться художником внутри себя. Майк был хранителем традиций – и жизненных, и музыкальных. Он старался не зависеть от окружающей среды, и весь мир был в нём, как у йогов».

Крайне важным ключом для дешифровки творчества Майка оказались воспоминания лидера группы «Проходной двор» Юрия Наумова. Так случилось, что в конце восьмидесятых мне доводилось устраивать для него серию акустических квартирников. И тогда, и позднее переехавший в Питер Наумов с огромным пиететом относился и к песням Майка, и к их совместным выступлениям. Когда спустя много лет я интервьюировал Юру Наумова, то просто включил диктофон, чтобы зафиксировать его мощный и, к сожалению, во многом пессимистичный монолог. Вопросы в этом случае оказались совершенно не нужны.

«Когда я впервые приехал к Майку и увидел, как он живёт, то столкнулся с реальным приговором русскому року, – признавался Наумов. – Стало понятно, что это искусство здесь не выживает. Оно обречено, у него нет шансов, и на этой стране можно поставить крест. Дело в том, что на фоне других артистов Науменко транслировал обречённого гения. Будучи глубоким художником, он, к сожалению, не пестовал этого отношения в тех слушателях, которых призывал на свои концерты и делал ставку на другие вибрации. Там среди зрителей постоянно слышались какие-то выкрики и провокативные шутки. Они хотели спровоцировать Майка на то, чтобы он проявил некое чувство юмора и кураж. И я это запомнил, потому что меня это сильно коробило. Это было не столько ощущение очарованности и упоения от причастности, а конкретный момент такой сильной досады».

Любопытно, что не сразу очаровался творчеством Науменко и студент МИФИ Пит Колупаев – человек, сыгравший впоследствии важную роль в продвижении Майка на всесоюзную рок-сцену. В первой половине восьмидесятых Колупаев часто мотался в Питер, закупая у Андрея Тропилло магнитофонные альбомы «Аквариума», «Кино» и «Зоопарка» в оригинальном оформлении – с целью дальнейшей перепродажи среди студенческой аудитории. Будущий рок-продюсер приторговывал этими желанными плёнками в общежитии МИФИ – во время акустических выступлений ленинградских и московских рок-музыкантов.

«Полноценный концерт Науменко я увидел в 1983 году, в огромной квартире где-то на Рижской, – ностальгировал спустя много лет Колупаев. – Меня поразили огромные размеры комнат и мощные железобетонные стены. Приятели рассказали, что это бывший дом энкаведешников, в котором, по слухам, в 1937 году расстреливали людей. Я помню, что встретился на этом концерте с каким-то волосатым чуваком. Это оказался Сергей Летов, будущий джазовый музыкант. А билетами там заведовал Илья «Паркетыч» Маркелов, который позже работал у «Зоопарка» на звуке. Первой новой песней, которую Майк предложил публике, был «Уездный городе N». Пел он её крайне монотонно, гнусавым голосом, причём гитара у него не строила уже после первого куплета. Хотя он уверенно сказал: «Это совсем новьё, давайте-ка, послушайте...». Я тогда, каюсь, не выдержал, дослушал до куплета с упоминанием Льва Толстого и ушёл на кухню».

Примечательно, что уже тогда Майк на полном серьёзе стал напрягаться от реплик слушателей из серии «спеть что-нибудь новенькое». Он сразу же начинал кривиться и автоматически включать менторские интонации.

«Обо мне часто ходят гнусные совершенно сплетни, что я не пишу новых песен, – иногда говорил он на квартирниках. – Они не оправданы и не имеют под собой почвы. Новых песен до чёрта, их очень много… К сожалению, я не могу сейчас их спеть, потому что многие из них требуют всей группы. Есть вещи, которые рассчитаны на четыре инструмента, а у меня – всего один».

И это было абсолютной правдой. Продолжая караулить по ночам деревообрабатывающие мастерские, Науменко за несколько месяцев написал цикл новых песен: «Мария», «Новый пудель», «Салоны», «Я продолжаю забывать», «Иллюзии», «Ром и пепси-кола». Венчала эти творения ностальгическая композиция «10 лет назад»: «Ты помнишь, как всё было десять лет назад? / Мы могли не спать по двадцать суток подряд / Мы танцевали буги-вуги всю ночь напролёт / И знать не знали ни тревог, ни забот / И я любил тебя, и ты любила меня / Скажи, куда ушли те времена?».

************************************************

Уместно заметить, что одновременно с ослаблением давления на рок-музыку у Майка участились поездки в Москву. В 1985-1986 годах количество столичных квартирных «сейшенов» достигло рекордной отметки. Незаметно для окружающих Науменко перерос статус «запрещённого артиста», постепенно становясь «живой легендой».

К этому времени магнитоальбомы «Зоопарка» и «Аквариума» заполонили собой все регионы – от Калининграда до Владивостока. Вот что писал в то время один из лучших уральских рок-журналов «СЭЛФ» (город Челябинск):

«Майк и БГ – реформаторы языка рок-поэзии, привнесшие новые музыкальные интонации и воссоздающие неповторимую ленинградскую атмосферу в музыке. Имея за спиной достаточно богатую, как поэтическую (Бродский), так и музыкальную (например, рок-группа «Санкт-Петербург») традицию, они вывели эту традицию на такой уровень, что она стала школой».
В сознании Майка начали происходить важные изменения. Он перестал ощущать себя аутсайдером и кожей чувствовал, как его песни «цепляют» всё большее число людей.

Количество выступлений плавно переходило в новое качество, и теперь ему удавалось «держать аудиторию» в течение полутора-двух часов.

Самыми удачными московскими концертами Науменко стали сейшена, сыгранные на квартирах у Павла Шепелева в Коптево и у Вадима Суровцева-Бутова в районе метро «Кантемировская». Оба они запечатлены на пластинках «Часть мира, которого нет», выпущенных в 2010 году «Отделением ВЫХОД». На концерте у Шепелева Майк вдохновенно исполнил большую часть своих новых песен, а у Суровцева-Бутова (у которого проходили квартирные концерты Гребенщикова, Кинчева, Градского, Башлачёва, Мамонова и Цоя) все композиции записывались на двухкассетник Sharp, а также фиксировались на фото- и видеокамеры. Часть этих материалов удалось сохранить для истории.

В этот период лидеру «Зоопарка» также удалось посетить с концертами несколько городов рядом с Москвой – от Дубны до Гжели. Во время одного из таких мероприятий он познакомился с художником Юрием Гараниным, который проводил на «родине подмосковного фарфора» акустические выступления Гребенщикова, Макаревича и группы «Последний шанс». Получив от лидера «Аквариума» условную записку, Гаранин приехал к Майку в Ленинград и убедил его сыграть в Гжели совместный концерт с Сергеем Рыженко.

«В двухкомнатную квартиру набилось полным-полно народа, – вспоминал Гаранин. – В основном это были гжельские художники, и хорошо, что тогда у меня дома почти не было мебели. Пели по очереди. Майк – свои песни, а Серёжа Рыженко – свои. Я не придавал этим событиям большого значения, и запись выступления впоследствии стёр. Чудом остались две песни и несколько фотографий. Помню, что Майк был прекрасным собеседником и постоянно сыпал анекдотами. Этот концерт и стал началом нашей дружбы».

В это же время достигли расцвета человеческие и творческие отношения Майка и Рыженко. Они сыграли несколько квартирников в Питере и даже написали шикарный совместный блюз «Играйте дома!» Серёжа Рыженко, имея за плечами богатый опыт выступлений в группе «Последний шанс» и свой собственный проект «Футбол», в течение нескольких лет играл на скрипке в «Машине времени» и эпизодически записывался с Юрием Шевчуком – в частности, на альбоме «Время». Но особенно ему нравилось выступать вместе с лидером «Зоопарка».

«Мы с Майком сильно задружились, и когда я приезжал в Питер, всегда старался либо зайти в гости, либо просто ночевал у него на раскладушке, – рассказывал мне Рыженко. – Происходило это в комнате у Майка с Наташей, либо у Саши Храбунова, или у какой-нибудь их соседки. А когда Майк приезжал в Москву, он старался остановиться у меня. Позднее я всегда говорил, что, наверное, в рок-н-ролле он был моим самым задушевным другом».

Зимой 1986 года Майк с Рыженко приняли участие в одном из самых знаменитых концертов того времени – так называемом «Дне рождения Анжелы». В однокомнатной квартире на улице Краснополянской возле станции метро «Речной вокзал» собрались многочисленные рок-звёзды и друзья Сергея и Анжелы Каменцевых. Дело в том, что Сергей, будучи по специальности программистом, организовывал в Москве многочисленные квартирные концерты Юрия Шевчука, а на жизнь зарабатывал «самостроком» – шитьём джинсов, модных штанов на байковой подкладке и зимних курток, напоминавших легендарные «аляски». В течение нескольких лет он успешно реализовывал их на рынке в братской Туле – к слову, с немалым коммерческим успехом.

«Все эти самодельные изделия улетали просто со свистом, – утверждал Сергей Рыженко. – Каменцевы были гениальными маркетологами, и их товар хапали просто мгновенно. За час-другой они – на удивление местных барыг – продавали всю партию, получая в итоге колоссальную прибыль».

Но вернёмся к Майку. По воспоминаниям очевидцев, в тот январский вечер 1986 года в квартиру друзей Каменцевых набилось более семидесяти человек. Там было настолько тесно, что имениннице некоторое время пришлось стоять в дверях, поскольку войти в комнату было невозможно. Неудивительно, что к завершению концерта обои в квартире от влажности и духоты буквально отваливались от стен.

Двенадцатиструнная гитара Серёжи Рыженко в тот вечер была одна на всех, и музыканты бережно передавали её друг другу. Выступали без пауз, в порядке живой очереди, исполняя по три-четыре композиции. Игрались преимущественно хиты, большая часть которых посвящалась Анжеле Каменцевой. Костя Кинчев пел «Моё поколение», Башлачёв – «Абсолютного вахтера», Сергей «Силя» Селюнин – «Брата Исайю», Сергей Рыженко – «Грузинский рок-н-ролл» и «Инвалидов рока», а Майк – «Дрянь» и «Пригородный блюз». Эту феерическую акцию снимал редактор «Урлайта» Александр Волков, а несколько человек записывали концерт на магнитофоны. Но, к сожалению, ни фотографий, ни кассетных записей так и не сохранилось. Все многолетние попытки героического Жени Гапеева найти «следы янтарной комнаты» в Москве и в далёком Сан-Франциско, куда переехала семья Каменцевых, успехом не увенчались.

Не все знают, что за год до этого события Анжела уже проводила похожий сабантуй с участием Цоя, Майка и Рыженко в небольшом банкетном зале в районе метро «Каховская», но все фото- и аудиоархивы с этого мероприятия также пропали бесследно.

…Ночью, после концерта на Речном вокзале Майк с Рыженко долго бродили по зимней Москве. Они получили за выступление королевский гонорар, поэтому были возбуждены и громко болтали о разном. Например, признавались друг другу в любви к культовому фильму «О, счастливчик» с участием Алана Прайса, в котором советские зрители впервые могли увидеть жизнь английской рок-группы. Друзья с восторгом обсуждали сцену записи в «настоящей студии», поездки на микроавтобусе в небольшие туры и коллективное распитие виски – как непременный атрибут местной рок-н-ролльной жизни.

«В финале фильма один из героев похлопывает другого по плечу и говорит: «Смотри, не сдохни, как собака под забором», – вспоминал Сергей Рыженко. – И эта фраза настолько въелась в сердце мне и Майку, что потом мы с ним часто прощались именно этими словами. И для Миши они в какой-то степени оказались пророческими».