За тридцать лет после распада Советского Союза Азербайджан стал вторым после России государством, пострадавшим от сецессии, но сумевшим вернуть контроль над регионами, которые считал своими. Однако и здесь имеются нюансы. Москва «собирала территории» без внешней помощи, военной или дипломатической, и установила суверенитет над всей Чечней, не оставляя некоторую ее часть под опекой иностранных миротворцев «до особого прояснения» ее статуса. Отложенный статус для одного из своих северокавказских субъектов на пять лет Москва предлагала. Но сделала она это по собственной инициативе после фактического поражения в первой чеченской кампании, а не из-за усилий международных посредников. Как бы то ни было, вторая карабахская война показала: процессы распада союзных республик могут быть не просто приостановлены, но и обращены вспять.

Сегодня, когда уже немало сказано на тему совместного заявления Владимира Путина, Ильхама Алиева и Никола Пашиняна о прекращении военных действий в Карабахе, чрезвычайно важно посмотреть на один из самых сложных постсоветских конфликтов в стратегическом разрезе. В чем его уникальность? Можно ли считать его закрытым? Или у нас впереди новые раунды борьбы за небольшой кусок кавказской земли, ставшей актуальной проблемой международной повестки дня?

Особый случай среди непризнанных

Карабахский конфликт, как и целый ряд других этнополитических противостояний на территории СССР, актуализировался в процессе распада этого союза. Все эти случаи роднит то, что раздел некогда общего советского наследства проходил вне четких и согласованных правовых рамок (законодательство о праве республик на сецессию, содержащее сложные процедуры референдумов, было проигнорировано). Верх брали соображения политической целесообразности, а вновь возникшие государственные образования и мировое сообщество согласились принять за основу распада СССР юридический принцип uti possidetis (uti possidetis, ita possideatis – «чем владеете, тем и владейте»). Пятая статья Беловежских соглашений гласила: новые независимые страны уважают территориальную целостность друг друга в границах бывших союзных республик, сформированных в советское время. Складывалась парадоксальная реальность: в составе СССР новые государства жить не хотели, но проведенное им «генеральное межевание» были готовы признавать и всячески поддерживать. Однако ключевая проблема заключалась в том, что целый ряд автономий, входивших в состав союзных республик, оказался не готов поддерживать старый римский юридический принцип, апробированный ранее в процессе деколонизации Африки. Следствием этого стало появление государств, не имевших международного признания, но реально существовавших и доставлявших проблемы как в отдельно взятых регионах, так и на международном уровне.

Почему обострения армяно-азербайджанского конфликта будут продолжаться

Одним из таких образований стала самопровозглашенная Нагорно-Карабахская Республика (НКР). В этом смысле она мало чем отличалась от Абхазии, Южной Осетии или Приднестровья. Однако у всех этих республик не было этнически родственного государства-патрона. В Сухуми, Цхинвали и Тирасполе защитником своих интересов видели Россию. Но отношения между этими образованиями и Москвой далеко не всегда были безоблачными, их устремления Кремль отнюдь не сразу был готов признавать или даже принимать в расчет. НКР же возникла из идеи «миацума» (объединения) с Арменией, а сама постсоветская Армения во многом стала следствием требований армянской общины Карабаха пересмотреть статус НКАО как части Азербайджанской ССР. Прецедент перехода автономии одной бывшей союзной республики под крыло другой мог бы быть создан не в Крыму, а намного раньше в Карабахе. Но в Ереване решили, что для признания армянской независимости добавленная стоимость в виде аннексируемой территории – не лучшая аттестация. Тем не менее в ходе первой карабахской войны 1991–1994 гг. Армения и НКР оказались настолько спаянными, что собственно мотивы армянской общины Карабаха растворились в армянской политике, хотя в реальности и не всегда были тождественны.

Второй принципиально важный момент, отсутствующий в случае Абхазии или Южной Осетии, связан с территориальной экспансией непризнанной НКР. За время первой карабахской войны под контроль Степанакерта перешли семь районов собственно Азербайджана. Населены они были преимущественно азербайджанцами, и это население стало беженцами. В итоге пять из семи районов пришли в запустение. Но для Степанакерта это не имело особого значения, поскольку эти районы были важны в первую очередь с точки зрения обеспечения обороны.

Глубокая разморозка

Добавим к этому еще один немаловажный момент, сегодня уже подзабытый. НКР и НКАО в территориальном плане (по крайней мере, на первых этапах) не были тождественными. О своем участии в создании непризнанной республики также заявил и Шаумяновский район в составе Азербайджанской ССР, который не был частью автономии. Во время боевых действий в 1992 году он был потерян Степанакертом. В результате всех этих сложных территориальных пертурбаций у непризнанной НКР, в отличие от Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья, первая Конституция появилась только в 2006 году (поправки к ней были приняты в 2017-м, сама республика тогда же закрепила в качестве своего основного названия Арцах). В переходных положениях к ней было сказано, что «до восстановления территориальной целостности Республики Арцах и уточнения границ публичная власть осуществляется на территории, фактически находящейся под юрисдикцией Республики Арцах». То есть в том числе и в районах за рамками бывшей НКАО.

Две «корзины» урегулирования

Таким образом, карабахский конфликт после его «заморозки» в мае 1994-го предполагал две «корзины» для его урегулирования – деоккупацию азербайджанских районов и определение статуса бывшей НКАО как результат коллизии между национальным самоопределением и территориальной целостностью. Наверное, если бы не оккупация собственно азербайджанских районов, казус самоопределения бывшей НКАО мог бы рассматриваться в ключе, близком к косовскому. К тому было немало предпосылок. Россия и Запад не рассматривали Карабах как один из фронтов своего противостояния. И это теоретически давало шанс объявить случай НКР уникальным, подлежащим рассмотрению в рамках так называемой «ремедиальной сецессии» (выхода из состава государства на основе особых обстоятельств). Но расширение границ НКР закрыло это перспективу. Во многом оно же выдвинуло на первый план в урегулировании конфликта не непризнанную республику, а Армению, вытеснив борьбу карабахских армян на обочину информационной и дипломатической повестки.

Все проекты, призванные найти выход из карабахского тупика, крутились вокруг двух упомянутых выше «корзин». Понятное дело, для Азербайджана приоритетной была деоккупация, а для Армении – определение статуса Карабаха, желательно вне азербайджанской юрисдикции. Сегодня стало принято говорить о неэффективности переговорного процесса по поводу урегулирования армяно-азербайджанского противостояния. Однако это не означает, что сторонам конфликта не предлагались различные планы и не делались интересные предложения. В июле 1997-го посредники предложили «пакетный план» – завершить конфликт одновременно с определением нового статуса Нагорного Карабаха, деоккупацией и определением коридора безопасности. Тогда этот план не устроил Баку, поскольку в достижении «пакета» виделось затягивание процесса урегулирования. Поэтому через пять месяцев появился «поэтапный план». Но теперь уже попытки президента Армении Левона Тер-Петросяна убедить своих соратников принять этот вариант не имели успеха. Ереван и Степанакерт испугало возможное откладывание решения проблемы статуса Карабаха на потом, после вывода армянских формирований из районов, смежных с бывшей НКАО.

Страна, рожденная протестом

Дискуссия об имплементации «поэтапного плана» привела среди прочего к отставке Тер-Петросяна и показала: любой проект урегулирования может пойти прахом из-за его неприятия национальными элитами и общественностью. В ноябре 1998-го был представлен проект «общего государства» со следующей формулой: «Нагорный Карабах являлся государственным и территориальным образованием в формате Республики, образующим общее государство с Азербайджаном в его международно признанных границах». Наряду с планами дипломатов-посредников стоит упомянуть и проект «обмена территорий», разработанный известным американским политологом, дипломатом и разведчиком Полом Гоблом.

И, наконец, в ноябре 2007 года были выработаны т. н. «Мадридские принципы», включившие в себя основные положения мирного урегулирования. В июле 2009-го был опубликован обновленный вариант «базовых принципов», где страны–сопредседатели Минской группы ОБСЕ рекомендовали конфликтующим сторонам «достичь соглашения». Через два года в Казани они были близки к подписанию документа, предполагавшего передачу районов вокруг бывшей НКАО под азербайджанский контроль и проведение юридически обязывающего референдума по статусу Карабаха. Но ни тогда, ни после решающий шаг к компромиссу сделан не был. Сами стороны конфликта не были готовы к уступкам. Очередность действий (какая «корзина» должна идти первой) также становилась предметом жестких споров и противоречивых интерпретаций. Если же говорить о внешнем факторе, то придется признать, что посредники действовали недостаточно скоординированно и последовательно, принуждая Баку и Ереван к компромиссам.

Какие военные тенденции подчеркнул конфликт в Карабахе

Впрочем, в ноябре 2020 года ряд положений «базовых принципов» все-таки оказался реализован. Районы вокруг НКАО вернулись под юрисдикцию Баку, но не в результате дипломатических усилий, а в ходе военных действий. Одна из двух «корзин» оказалась закрытой.

Вдобавок к этому Азербайджан добился установления коридора между своими западными областями и эксклавом Нахичевань, который был отрезан от «материковой территории» прикаспийской республики по суше, из-за чего коммуникации осуществлялись через Иран.

Новая реконфигурация и старые проблемы

Однако то, что мы видим сегодня, не сводимо только к очередной территориальной реконфигурации в Карабахе, на этот раз в пользу Азербайджана. Скорее всего, в скором времени мы станем свидетелями изменения переговорной повестки. Ведь все то, что ранее касалось оккупации азербайджанских районов и экспансии НКР, утратило актуальность.

Баку думает о том, как экономически восстанавливать возвращенные территории и устанавливать там работающую власть. Но это повестка сегодняшнего и завтрашнего дня. А послезавтра на первый план выйдет ситуация вокруг редуцированной территории НКР. Про то, как она должна управляться, в соглашении от 10 ноября ничего не сказано. Однако ее «по умолчанию» отделили от того, что рассматривалось в прежних дипломатических документах как оккупированная земля. В Баку считают, что собственно Нагорно-Карабахская Республика и прилегающие к ней районы не слишком отличаются друг от друга с точки зрения обеспечения безопасности государства.

В Ереване на эту проблему смотрят так же, только имея в виду безопасность НКР, а не Азербайджана. Поэтому-то сегодня в Армении многие называют Пашиняна предателем, обвиняя в «сдаче Арцаха». Правда, азербайджанские войска не вошли в Степанакерт и взяли под контроль лишь часть территории бывшей НКАО (Шуша, Гадрутский район). Во многом ситуация вернулась к точке времен распада СССР, когда бывшая столица Карабахского ханства, Шуша, находилась под азербайджанским контролем. Просто потому, что, в отличие от Степанакерта и большей части автономии, азербайджанцы составляли в ней большинство населения. Не исключено, что этот резон (а не только военные успехи Баку) был принят во внимание при выработке карты миротворческой операции и территориальной реконфигурации в Карабахе.

Но как бы то ни было, редуцированная НКАО осталась вне контроля Азербайджана. А требование расформирования НКР и ликвидации ее инфраструктуры не было закреплено в соглашении о перемирии. Между Степанакертом и Ереваном останется сообщение, хотя создание и поддержание этого коммуникационного канала также поднимает немало вопросов. Однако если непризнанная НКР даже в урезанном виде продолжит существование, неизбежно рано или поздно встанет вопрос о ее статусе. Тем паче что соглашение от 10 ноября не дезавуирует ни Минскую группу ОБСЕ, ни переговорный процесс как таковой, ни «базовые принципы». К слову сказать, два других сопредседателя (США и Франция) уже обозначили свой интерес к продолжению диалога. Таким образом, возврат к территориальным реалиям 1991 года во многом сместит и акценты политической дискуссии вокруг Карабаха, где на первый план выйдет вопрос о перспективах его армянской общины после возвращения азербайджанских районов под юрисдикцию Баку. И данный сюжет создаст немало непростых головоломок. В этой связи спешить с выводами об окончательном закрытии карабахского кейса не стоит.

Автор – ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика».