"Организованно передавать в военкоматы": заключенные на фронтах Великой Отечественной войны

Содержание:

• «Им вины свои покрыти»
• «Заменить наказание отправкой на фронт»
• «Беспокойная бригада воевала неплохо»
• «Только внутри лагеря»

«Им вины свои покрыти»

Привлечение заключенных и преступников к боевым действиям и военной службе – отнюдь не придумка XX столетия. Четыре века назад к востоку от Урала такое было не исключением, а регулярной практикой. Ее порождали массовая для той эпохи ссылка в Сибирь и одновременно острая нехватка людей, годных к государевой службе во всяческих ленских и даурских «украинах» (окраинах), таежных и страшно далеких от европейской Руси.

Воля ваша: как стать звездой, несмотря на клеймо бывшего зэка

Поэтому среди первопроходцев и сибирских казаков XVII века встречается немало осужденных, сосланных за Урал искупать преступления военной службой, или, говоря языком той эпохи, «заслуживать вины свои». Среди «служивых» Якутского острога встречаются даже бывшие мятежники Стеньки Разина, а, к примеру, Иван Козыревский, первый исследователь Курильских островов, оказался на берегах Тихого океана вместе с отцом, сосланным в те дальние края за убийство.

Любопытно, что прародителем такой практики можно смело считать Ивана Грозного. Его царская грамота Строгановым по поводу похода Ермака, в сущности, является амнистией для первых покорителей Сибири – «им вины свои покрыти тем, что нашу Пермскую землю оберегать…» Ведь среди атаманов Ермака были и те, кого ранее приговорили к казни за буйства и грабежи на Волге.

Много позже, в 1812 году, французская пропаганда активно обвиняла русские власти в использовании освобожденных преступников на войне. В частности, именно такие «штрафбаты», по французской версии, сожгли Москву, занятую Наполеоном. «Губернатор Ростопчин хладнокровно подготовил и принес жертву. Его помощниками была тысяча каторжников, освобожденных до этого, и всем преступникам было обещано прощение, если они сожгут Москву. Опьяненные водкой и снабженные зажигательными материалами, бешеные подняли руку на плоды труда с адской радостью…» – как видим, у французов той эпохи фантазия не уступала нынешним киноделам.

Исправление наказания: кому нужна гуманизация уголовного законодательства

Возможность привлечения преступников к армейской службе неоднократно рассматривалась и в годы Первой мировой войны. В 1914–1917 годы под ружье призвали почти 16 млн человек. Неудивительно, что вопрос о мобилизации осужденных, имеющих солдатский опыт, впервые обсуждался Главным штабом уже в первые месяцы сражений. Однако никаких общих решений так и не было принято, зато в архивах Военного министерства и Министерства юстиции с тех пор осталась масса индивидуальных дел по этой теме.

К примеру, 24 января 1915 года крестьянин Фома Гулевич, месяцем ранее осужденный за грабеж лавки, ходатайствовал о зачислении в действующую армию. Его ходатайство отклонили, зато удовлетворили аналогичное прошение отставного поручика Василия фон Сиверса, находившегося под следствием за растрату крупной суммы казенных денег в попытке расплатиться с карточными долгами.

«Заменить наказание отправкой на фронт»

В годы Гражданской войны тоже не было организованного призыва из мест заключения, но архивы тех лет свидетельствуют, что нередко практиковалась замена судебного приговора отправкой в действующую армию. Так, в 1919 году в Курской губернии революционный трибунал приговорил крестьянина Митрофана Праведникова за грабеж национализированной усадьбы помещика к смертной казни «через расстреляние». Далее суровый приговор гласил: «Но имея ввиду его чистосердечное раскаяние, молодость, малосознательность, данную им клятву служить честно правительству рабочих и крестьян, а также просьбу его брата, партийного работника, трибунал нашел возможным заменить подсудимому наказание отправкой на фронт».

В 1920-м в Симбирске трибунал вынес приговор двум зачинщикам бунта на патронном заводе – одного осудили на 10 лет лишения свободы «с заменой на отправку на фронт», второго приговорили к «условному расстрелу». «Условный расстрел» означал отправку в Особую железнодорожную армию. Зная, какой ад представляли железные дороги на пике гражданской междоусобицы, разрухи и бандитизма, почти неудивительно сравнить это с «условным расстрелом». К сожалению, состояние архивов эпохи Гражданской войны не позволяет сделать вывод, какой же процент от численности РККА составляли тогда фигуранты подобных приговоров, но в целом на фоне миллионов мобилизованных их количество было скромным.

В мирные годы советская власть не рассматривала зэков как источник пополнения войск. Ведь сталинская Конституция 1936-го провозглашала: «Служба в Рабоче-Крестьянской Красной Армии представляет почетную обязанность граждан СССР». И хотя к заключенным тогда нередко применяли военные методы и терминологию: «каналармейцы» Белбалтлага, Дмитровлага и т. д., но от почетной обязанности такие «армейцы» были далеки.

С началом Великой Отечественной войны призыв в войска затронул лишь отдельные категории заключенных в местностях, объявленных на военном положении. 12 июля 1941 года по представлению НКВД появился указ Верховного Совета СССР «Об освобождении от наказания осужденных по некоторым категориям преступлений». В зоне военного положения освобождались осужденные за преступления малой тяжести с остатком срока наказания менее одного года. После освобождения они подлежали призыву в Красную армию на общих основаниях.

Кадры за решеткой: может ли российская экономика рассчитывать на заключенных

Первое предложение о фронтовой мобилизации заключенных по всей стране прозвучало в середине августа 1941-го. С таким проектом в Ставку обратились НКВД Грузинской ССР и Штаб Закавказского военного округа. Может показаться необычным, что инициатива исходила из глубоко тылового региона, но Закавказский округ именно тогда, в условиях отправки всех резервов и пополнений на запад, экстренно готовил две общевойсковые армии для ввода в Иран и крайне нуждался в кадрах.

Так что авторами идеи массовой мобилизации зэков стоит считать главу НКВД Грузии и командующего Закавказским округом – комиссара госбезопасности Авксентия Рапаву и генерал-лейтенанта Дмитрия Козлова. На третьем месяце войны высшее руководство не поддержало их инициативу. Начали лишь подсчет бывших кадровых военнослужащих среди заключенных – таких по всей стране оказалось 16 577 человек.

И только 24 ноября 1941 года, после серии жесточайших поражений, июльский указ о мобилизации некоторых категорий заключенных распространили фактически на всю страну. Поясняющее указание Прокуратуры, НКВД и Наркомата юстиции гласило: «Освобождаемых лиц призывных возрастов организованно передавать в военкоматы».

«Беспокойная бригада воевала неплохо»

К началу войны на территории республики Коми (где Воркута, как место лагерей, была не менее знаменита, чем Колыма) находилось почти 10% всех заключенных ГУЛАГа. До конца 1941-го из Коми АССР на фронт отправились всего 30 человек, у которых заканчивался срок наказания. Но за первую декаду января 1942-го из Коми в армию пошли уже 7249 освобожденных.

Только один Почорлаг в январе получил указание за месяц отправить на фронт 14 608 человек из 102 354 заключенных. Личные дела из оперчастей лагеря передавались в соответствующие военкоматы.

Выпала тяжелая воля: как в России хотят избавиться от рецидивистов

В военных комиссариатах и на специальных отправочных пунктах формировались маршевые роты по 150–200 бывших зэков, их направляли в Архангельск или Вологду – в полки 29-й запасной стрелковой бригады. К началу лета 1942 года большинство бывших заключенных из лагерей Коми оказались на Ленинградском фронте, понесшем огромные потери в попытках прорвать блокаду города на Неве.

На второе лето войны бывших зэков было на фронте уже заметное количество. Всего к 1945 году по указам от 11 июля и 24 ноября 1941-го в армию направили 420 тысяч заключенных. Еще 157 тысяч были освобождены и направлены в армию по другим постановлениям Госкомитета обороны и индивидуальным решениям Верховного Совета ССР.

По подсчетам историков, можно говорить о примерно 975 тыс. человек, попавших за годы Великой Отечественной войны на фронт через лагеря, суды и тюрьмы. Конечно, на фоне мобилизации свыше 34 млн граждан СССР количество освобожденных зэков выглядит скромно, но в отдельных частях они составляли весомую долю.

Еще в советское время маршал Рокоссовский в мемуарах упоминал о подобном, рассказывая именно про лето 1942-го: «В августе к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из людей, осужденных за различные уголовные преступления… Бойцы ее быстро освоились с боевой обстановкой; мы убедились, что им можно доверять серьезные задания. Чаще всего бригаду использовали для разведки боем. Дралась она напористо и заставляла противника раскрывать всю его огневую систему… «Беспокойная» бригада воевала неплохо. За доблесть в боях с большинства ее бойцов судимость была снята, а у многих появились на груди ордена и медали».

Действительно, по ходатайству командования, а также за полученные ранения и награды с бывших заключенных снималась судимость. Это был один из немаловажных мотивов выбора между фронтом и лагерем, о чем свидетельствуют и оперативные донесения из мест заключения. Согласно одному из таких донесений, 24-летний заключенный Верхнечовской колонии С.С. Коуорин высказывался так: «Я еду в армию с желанием, это даст мне возможность снять судимость и восстановиться в комсомоле. После окончания войны мне не будет совестно, что я в военный период находился в заключении».

Кстати, данная колония под Сыктывкаром функционирует и в наши дни. В январе 2023-го в Сети появлялась информация о поступлении ряда ее заключенных в ЧВК «Вагнер».

Как и в наши дни, с бывшими зэками, попавшими в армию в годы Великой Отечественной войны, отнюдь не все шло гладко. Григорий Слюдянин, в 1942-м начштаба 119-го запасного стрелкового полка, располагавшегося в Омской области, позднее вспоминал:

«Для подготовки маршевых рот мы получали пополнение из различных мест заключения Сибири. Объединяли его в отдельный батальон. Не имея опыта работы с бывшими заключенными, поначалу делали много ошибок: расквартировывали их вместе со всем полком, обмундировывали, как всех. К тому же и вооружали их, как положено по штату: винтовки, автоматы… В результате уже на второй день их невозможно было отличить от остальных. Разных же неприятностей на первых порах от них было много. Например, разгромили хлеборезку, лазили в овощехранилище, пока часовой не застрелил одного из них… Решено было поэтому построить для бывших заключенных отдельные землянки. Подобрали и командный состав, служивший ранее в войсках и учреждениях НКВД, имеющий опыт работы с заключенными. К тому же среди вновь прибывших были не только явные уголовники, но и бывшие партийные и советские работники и даже офицеры. Они-то во многом и были организаторами порядка. Шла интенсивная военная подготовка. Прошедшие ее сводились в маршевые роты, размещались в эшелонах – и на фронт. Конечно, не эти люди решили успех войны, но свою лепту они внесли».

«Только внутри лагеря»

Здесь важно не путать бывших зэков, мобилизованных на фронт из лагерей, и различные штрафбаты и штрафные роты, в которые направляли совершивших проступки и преступления военнослужащих. Допускалось отправление в штрафные роты гражданских лиц в качестве альтернативной меры наказания по приговору суда за совершение нетяжких и средней тяжести общеуголовных преступлений. Лица, осужденные за тяжкие и государственные преступления, такую альтернативу наказания не получали. Так что с «расписными» урками как в штрафниках, так и в линейных частях был дефицит.

Исправительная спецоперация: опасны ли бывшие заключенные с боевым опытом

Директива НКВД и Прокуратуры СССР от 29 апреля 1942 года поясняла, что отправка на фронт исключена для «осужденных за измену, террор, шпионаж, диверсию, троцкистов, правых и бандитов». Строго запрещалось призывать в армию рецидивистов и, говоря современным языком, членов ОПГ. По общим нормативным актам исключался и призыв «политических» – таких в особых случаях могли освобождать и отправлять на фронт только по индивидуальным решениям высших властей.

Среди освобожденных и отправленных на фронт «политических» типична судьба комдива Михаила Букштыновича. В 1938-м он был приговорен к 15 годам заключения, досрочно освобожден 31 декабря 1942 года по постановлению Президиума Верховного Совета СССР и назначен заместителем командира стрелковой дивизии. Через несколько недель после освобождения за успешное руководство войсками в Великолукской наступательной операции бывший зэк был представлен к ордену Красного Знамени. Именно как бывший зэк орден не получил, но судимость была снята и возвращены все прежние награды. Войну гвардии генерал-майор Букштынович закончил под Берлином начальником штаба одной из ударных армий. В мае 1945-го был представлен к званию Героя Советского Союза, но по причинам, о которых можно догадаться, Золотую Звезду не получил.

Были среди индивидуально призванных на фронт осужденных и более трагические повороты нелегкой судьбы. Генерал-майор Иван Лазаренко встретил 22 июня 1941 года командиром дивизии в Бресте. В июле был арестован и по громкому делу генерала Павлова тоже приговорен к расстрелу. Однако в итоге смерть заменили на 10 лет лагерей – так бывший генерал оказался в республике Коми. В заключении он находился до осени 1942-го, когда был снова возвращен на фронт. Как заместитель командира одной из дивизий Лазаренко участвовал в ряде наступательных операций, был дважды ранен.

Спустя 10 месяцев боев командование ходатайствовало о снятии с Лазаренко судимости, что было оформлено решением армейского трибунала. Спустя еще 8 месяцев генерал Лазаренко погиб в бою почти там же, где начинал войну, – в Белоруссии.

Рядовых среди бывших заключенных насчитывалось, конечно же, на порядки больше. Всем известен подвиг Александра Матросова, попавшего на фронт из Уфимской трудовой колонии №2. Другие бывшие зэки, получившие Звезду Героя, известны куда меньше. Так, 27-летний Николай Байков попал на фронт из лагерей республики Коми – в сентябре 1943 года был награжден медалью за форсирование Десны, а в следующем месяце получил звание Героя Советского Союза за форсирование Днепра. В том же октябре 1943-го погиб в бою.

Имена многих настоящих героев из заключенных нам неизвестны. Некоторые из них успели оказаться на фронте, даже не попав в армию. Ведь в самом начале войны почти 200 тыс. заключенных использовались на строительстве оборонительных рубежей. К примеру, Беломоро-Балтийские лагеря НКВД строили укрепления для Карельского и Северного фронтов. По сообщению Главного управления лагерей, в августе 1941 года в район ведения оборонительных работ под Выборгом прорвалась колонна вражеской бронетехники. Ее удалось задержать благодаря самопожертвованию одного из заключенных, который повредил головной танк противника, протаранив его грузовиком.

Сразу по окончании Великой Отечественной войны информация о сражавшихся зэках и штрафниках не то чтобы скрывалась, однако и не выпячивалась. Уже в 1946-м вышла большим тиражом сразу удостоенная Сталинской премии повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», где один из героев по приговору трибунала попадает в штрафную роту. О бывших зэках в том же первом послевоенном году тоже вышла отдельная книга, но очень специфичная.

«Их воспитали чекисты» – называлась работа Михаила Логинова, начальника культурно-воспитательной части одного из лагерей. Книга была издана Культурно-воспитательным отделом (КВО) ГУЛАГа МВД СССР, о чем сообщали выходные данные. Подзаголовок раскрывал содержание: «Рассказы об участии бывших заключенных в Отечественной войне Советского Союза против фашистской Германии».

Короткие рассказы повествовали о различных боевых подвигах бывших заключенных, чаще безымянных: «Кто он был? Его имя осталось неизвестным. Но память о геройском подвиге воспитанника чекистов не умрет».

Книга была снабжена хорошими иллюстрациями, но при этом не предназначалась для широкого распространения. Обложку украшал печатный гриф: «Для пользования только внутри лагеря».