Одной из особенностей русского менталитета является желание получить прибыль еще до того, как были осуществлены основные вложения. Вероятно, в основе этого феномена лежит вековое отсутствие сопричастности результатам своего труда и отношение к своей стране как зоне временного проживания. Особенно ярко это свойство проявляется в делах, где требуются личная инициатива и новаторство, а не следование за поводырем. Примером, доказывающим живучесть этой психологии, служит поворот России к Востоку. Промежуточные результаты этого «поворота» уже вызывают озабоченность на Западе. Казалось бы, какие еще доказательства успешности «поворота» нужны? Но нет, мы требуем немедленных результатов, опережающих приложенные усилия.

Безусловно, «поворот к Востоку», как и любая масштабная политическая инициатива для любого государства, будет постоянно находиться в развитии и требовать улучшения практик на государственном и частном уровнях. Вместе с тем простое сравнение показателей динамики участия России в региональной политике и экономике показывает: интерес азиатских партнеров к сотрудничеству уже не только аванс, но и корысть. Их желание многое получить в этом российском регионе ограничивается только традиционной азиатской осторожностью и расчетом на то, что, если подождать, в итоге получится сэкономить. Правда, тут есть опасность упустить момент, на что указал вице-премьер правительства России Юрий Трутнев на одной из сессий с участием высокопоставленных азиатских экспертов. Земля и ресурсы для реализации проектов на Дальнем Востоке не безграничны, а интерес к ним со стороны российского капитала растет. Уже сейчас более 70% инвестиций на Дальнем Востоке имеют внутрироссийское происхождение.

Вместе с тем приходится признать, что Россия на азиатские рынки вышла с большим опозданием. Когда мы осознали, что необходимо выходить на региональный рынок, например, продовольствия, там уже плотно «сидели» австралийские, канадские и американские конкуренты. Например, в Китай они пришли вскоре после того, как проводимая там политика реформ и открытости изменила динамику потребления. Что уж говорить о Японии или Южной Корее, успешно потребляющих заморские продукты на протяжении десятилетий? Старые игроки уже сформировали себе хорошую репутацию и хорошо знают местные правила и особенности работы в полупрозрачных азиатских условиях частно-государственных отношений. Конкурировать с ними сложно, но возможно.

Изменения в глобальной геоэкономике России такой конкуренции только способствуют. Как признал один из китайских участников сессии клуба «Валдай» на ВЭФ, Дональд Трамп, затеяв торговую войну с КНР, весьма поспособствовал увеличению объемов торговли несырьевыми товарами между Россией и Китаем. В частности, значительно вырос объем экспорта в КНР российской сои, производимой преимущественно на Дальнем Востоке.

В этом году Восточный экономический форум собрал тысячи российских и зарубежных участников – чиновников, бизнесменов и экспертов. Общение на форуме позволило получить наиболее актуальные впечатления от динамики российской вовлеченности в дела региона от местных партнеров, увидеть новые и нерешенные старые проблемы, понять, какие направления «поворота» нужно развивать. Пленарное заседание с участием глав государств и правительств России, Индии, Малайзии, Монголии и Японии – это возможность понять, как азиатские государства видят стратегию отношений с Москвой.

Сначала поговорим о проблемах. Сам ВЭФ прочно закрепился в статусе важного для России и Азии международного события. Он в полном смысле этого слова является форумом новой России и никак не связан с наследием 1990‑х, не перекочевал волевым решением властей, как Санкт-Петербургский международный экономический форум, во Владивосток из одной из зарубежных столиц. Но такая природа форума порождает и часть его проблем. По численности участников ВЭФ недотягивает пока до ПМЭФ – об этом можно судить хотя бы по заполняемости зала пленарных заседаний. При том, что участников этих заседаний на высшем уровне уже традиционно больше, чем в Питере.

Самое важное – форум пока не воспринимается как площадка для широкого международного диалога. Он сосредоточен на внутрироссийских планах и возможностях. В самом словосочетании «поворот России к Востоку» ключевое слово – слово «Россия». Это было особенно заметно по выступлению Владимира Путина. Оно традиционно для ВЭФ было адресовано не только и не столько международной, сколько российской аудитории. Инициативы, выдвинутые главой государства, помогут развиваться самому большому в стране федеральному округу, решать проблемы его жителей, реализовать их творческий потенциал, прекратить отток населения (особенно молодых людей – по приблизительным оценкам, порядка 30 000 в 2018 году). В конечном итоге предложенные президентом меры позволят сделать Дальний Восток пространством, одинаково удобным как для жизни граждан России, так и для работы и жизни зарубежных партнеров.

Однако помимо этого Дальний Восток, Сибирь и вся национальная политика их развития и интеграции в общероссийское и международное пространство – это еще и возможность для возникновения новой внешней политики России вообще. Судя по высказанным зарубежными делегатами ВЭФ мнениям, от России ждут, что ее участие в азиатских делах приобретет принципиально иное качество. Статус сверхдержавы обязывает Россию выступать с масштабными инициативами, важными для всего региона, а не только для ее собственного развития.

Поэтому ВЭФ, как центральная дискуссионная площадка «поворота России к Востоку», мог бы стать местом обсуждения проблем, беспокоящих все страны Азии, «обкатки» масштабных предложений, способных влиять на жизнь региона в целом. Или по меньшей мере придать реальные очертания той позитивной альтернативе выбора между США и Китаем, с которым все чаще сталкиваются средние и малые, даже большие азиатские государства. Пока подобных дискуссий на ВЭФ явно недостаточно. Что, впрочем, закономерно, если учесть, что «поворот» задумывался не ради геостратегических приобретений, а чтобы придать импульс российской экономике. Для своего времени это был абсолютно адекватный подход. Но ситуация изменилась, а значит, измениться должна и российская политика, а ВЭФ – стать по-настоящему международным.

В этом отношении знаковым стала речь премьер-министра Индии Нарендры Моди. Он выступал на хинди, периодически подмешивая английские слова и определения. Но само его выступление носило общеполитический характер. Индийский лидер явно стремился вписать международное сотрудничество на Дальнем Востоке и индийско-российские отношения в более широкие международные рамки. И это было логично, учитывая, что потенциал реализации двусторонних проектов пока сталкивается с рядом естественных ограничителей, а сама Индия под руководством Моди стремится играть роль мировой державы. Предложение выделить для активизации индийско-российского сотрудничества в экономике кредитную линию в $1 млрд выглядело достаточно убедительно и было встречено аплодисментами.

Экзотики пленарному заседанию добавило выступление премьер-министра Малайзии Махатхира Мохамада. В прошлом году он в возрасте 93 лет вернулся в большую политику после 16‑летнего перерыва. И, судя по всему, намерен оставаться на своем посту до окончания срока полномочий. На вопрос российского ведущего о том, какой предельный возраст он считает приемлемым для государственного деятеля, отец малайзийского экономического чуда ответил: 95 лет. В своем выступлении на форуме Мохамад не стал грузить собравшихся философскими рассуждениями, а просто рассказал о том, какие возможности существуют для сотрудничества его страны с российским Дальним Востоком.

А вот японский премьер Синдзо Абэ, уже в четвертый раз посетивший ВЭФ, много рассуждал о высокой политике и доверии. Последовавшая дискуссия показала, что «медовый месяц» в отношениях России и Японии заканчивается и только общая международная ситуация не позволит Токио со временем стать «Британией на Тихом океане» – наиболее сложным партнером Москвы в регионе. Так, например, японские власти совершенно точно не готовы говорить о реальных проблемах безопасности региона, размещении на своей территории американских систем противоракетной обороны и нападения. Еще немного, 5–6 лет, и российско-японские отношения столкнутся с серьезными трудностями.

Ну и, наконец, традиционно по-деловому прозвучало выступление на пленарном заседании президента Монголии. Геополитическое положение этой страны, зажатой между Китаем и Россией, не позволяет Улан-Батору вести большие политические игры. Интерес к Монголии со стороны США ограничен. Будущее монгольской внешней политики – не в балансировании, а в сотрудничестве и поддержании максимально дружественных интегрированных отношений со своими великими соседями.

В целом ВЭФ‑2019 показал – прежняя парадигма «поворота» была оправданна и приносит реальные результаты. Но его продолжение может стать качественно новым этапом в развитии всей страны и ее роли в мире. Тем более что опыт накоплен уже достаточно интересный и полезный.

«Поворот к Востоку» в его интеллектуальном и политическом измерениях – явление уникальное и новое для российской практики. Отличительная его особенность – небывалая в отечественной истории прозрачность и вовлеченность бизнеса и экспертного сообщества. В обсуждении новой политики Москвы на азиатском направлении за прошедшие годы приняли участие десятки, если не сотни, предпринимателей и экспертов, большинство исследовательских организаций страны.

Основная причина – отсутствие в России изначально сильных групп интересов, стоявших бы за «поворотом» и, как следствие, отсутствие коррупции. Кроме того, нельзя назвать какую-то одну страну в Азии, которая была бы больше других заинтересована в «повороте» и вкладывала бы в его реализацию выгодным себе образом материальные и интеллектуальные ресурсы. «Поворот к Востоку» – первый масштабный внешнеполитический проект России, который не идет «от обороны», а произрастает изнутри страны. В этом его долговременная устойчивость и ресурс в качестве инструмента превращения России в важное государство Азии.