Любой атомный проект – большая история, в которой тесно переплетаются бизнес, технологии и политика. Но история, которая разворачивается в самом большом из семи эмиратов – Абу-Даби, эмир которого возглавляет всю федерацию, отличается особой эпичностью.

Начнем с того, что назвать сам проект корейским можно с натяжкой. Это третье поколение хорошо известной линейки. Первым был водо-водяной реактор американского проекта «Арканзас» (начало строительства – 1969 г.). Потом был американский PWR – реактор с водой под давлением, где использовались также наработки «Системы-80» (отошла к Westinghouse). Эти блоки работают в Пало-Верде (начало строительства – 1976 г.). У них есть корейская модификация – двухконтурный OPR-1000, над которым работали с начала 1990-х.

Кибербардак: в Корее не умеют хранить оборонные секреты

Первый блок ввели в эксплуатацию в феврале 2011-го в Кори (около Пусана). С ним оказалось много проблем, и, как потом выяснило следствие, не только технических: откаты, подложная документация, «левые» сертификаты безопасности. Параллельно шли работы над третьим поколением – улучшенным водо-водяным APR-1400. Его-то и поставили в Эмираты, доработав конструкцию с учетом высокой солености и температуры воды в Персидском заливе, жаркого климата, песчаных бурь и некоторых других требований.

А теперь вернемся в 2008 год, когда все только начиналось. В апреле правительство ОАЭ объявило, что рассматривает возможности атомной энергии для удовлетворения растущих потребностей страны. На тот момент основой ее энергетики служили газотурбинные установки, благо газа в Эмиратах хватает. Другим важным направлением должны были стать возобновляемые источники, в первую очередь солнечная энергия – с этим в стране тоже все хорошо.

Россия, похоже, особый интерес к сделке не проявляла (ведутся переговоры о поставках ядерного топлива и утилизации отходов). Хотя за год до того Путин совершил первый официальный государственный визит в ОАЭ. А наследный принц Мухаммед Аль Нахайян регулярно посещает Россию. Наибольшую активность развили французы, которые, по слухам, и должны были получить контракт. Речь шла примерно о $40 млрд. И тут на сцене появились корейцы. Это при том, что в самой Корее тогда еще ни одного работающего реактора собственного производства не было. Но они смело предложили построить АЭС всего за $20 млрд. Откуда взялись корейцы, и откуда у них такая смелость?

Во-первых, Эмираты корейцам не такие уж и чужие. Еще не так давно папы и дедушки нынешних корейских атомщиков вереницей тянулись на Ближний Восток работать малярами, штукатурами, каменщиками, сварщиками. А сегодня ОАЭ для Кореи самый большой импортер на всем Ближнем Востоке и второй по объемам поставщик нефти.

Во-вторых, в феврале того года президентом Кореи стал Ли Мён Бак. У нас любят вспоминать, что решение пойти в политику он объяснял так: «Я видел, как мир изменился из-за одного человека – Горбачева, и подумал, что тоже должен что-то сделать». До того как сесть в президентское кресло, Ли был мэром Сеула (город при нем изменился до неузнаваемости), но большую часть жизни он провел в компании «Хёндэ» (Hyundai), где дослужился до генерального директора и председателя совета директоров.

Какой рывок предстоит совершить Южной Корее, чтобы не оказаться в числе технологических аутсайдеров

В «Хёндэ» принцип «Глаза боятся, руки делают» – почти корпоративная философия. Сама компания, начинавшаяся со скромной авторемонтной мастерской, быстро стала крупным инженерным и строительным бизнесом, а большой рывок совершила благодаря отчаянной смелости своего основателя Чон Чжу Ёна. В начале 1970-х президент Пак Чон Хи предложил ему заняться судостроением – стране нужен был свой торговый флот. Глава «Самсунга» Ли Бён Чхоль отказался, решив, что это слишком рискованная затея. А Чон Чжу Ён ответил, что справится. И действительно справился, явив недюжинные организационные таланты и чудеса инженерной изобретательности, когда клепать корабли приходилось практически «на коленке».

Ли Мён Баку нужен был такой же рывок для всей страны. Атомная станция – отличный амбициозный проект. Он, конечно, понимал, что проект непростой, но был уверен, что справятся. Да и в самой Корее атомная энергетика – хорошо развитая отрасль, по числу установленных энергоблоков страна занимает пятое место в мире, уступая сейчас только США, Франции, Китаю и России.

Эмиры – люди небедные. Но $20 млрд на песке не валяются. И тут Ли Мён Бак сделал сильный ход: он предложил военное сотрудничество. И не просто сотрудничество. Корея заключила секретное соглашение: в случае нападения на ОАЭ она окажет им военную помощь. В 2018-м генерал Ким Тхэ Ён, возглавлявший при Ли Мён Баке комитет начальников штабов, а потом министерство обороны, вспоминал: «Кабинет решил, что военная сделка выгодна обеим странам. Президент сказал, что в Эмиратах давно не было войн, так что риск невелик. А если дело дойдет до отправки войск, мы всегда сможем проявить гибкость, сославшись на текущую ситуацию с КНДР».

Монархии Персидского залива и энергетическая безопасность в эпоху COVID-19

В самих Эмиратах действительно давно не воевали. Но страна находится в самой гуще ближневосточных разборок, играя роль не пассивного наблюдателя, а весьма деятельного участника. ОАЭ, например, вели борьбу против «Братьев-мусульман» (организация запрещена в РФ) в Египте и шиитов в Бахрейне. Есть у эмиров и территориальные споры. Острова Большой и Малый Тунб, на которые претендует эмират Рас-аль-Хайма, с 1971 года заняты Ираном. А эмират Шардж претендует на остров Абу-Муса, который Иран считает своей территорией. А так у ОАЭ нормальные дипотношения с Тегераном – в стране с населением около 10 миллионов проживает более полумиллиона персов и зарегистрировано около 8 тысяч иранских компаний. И с саудитами эмиры дружат. И участвуют почти во всех их заварушках. Более того, у них есть военная авиабаза Бербера в Сомалиленде. В мае 2017-го ОАЭ заявили, что очень скоро их ВВС смогут наносить оттуда удары по Йемену. В ответ президент Йемена Мансур Хади назвал Эмираты пособниками оккупантов. Возмутились и в Сомали, которое бывшее итальянское, где не признают Сомалиленд, который бывшее Британское Сомали. На что Сомалиленд гордо ответил, что ОАЭ могут использовать базу для любых целей, включая удары по всем, кого сочтут заслуживающим этого. И это не единственная база Эмиратов за рубежом. Есть авиабаза на йеменском острове Сокотра, авиабаза в Эритрее и база передового развертывания в Ливии. Не говоря уже об участии ОАЭ в афганских и ливанских событиях. Буквально на днях ко всему этому добавилось установление дипотношений с Израилем – до того из всех арабских стран официально контакты с Тель-Авивом поддерживали только Египет и Иордания.

И во все это Ли Мён Бак полез, надеясь на какой-то корейский авось и, если верить Ким Тхэ Ёну, собираясь, если что, «кинуть» эмиров, сославшись на козни Пхеньяна. Еще одна версия, на которую намекает экс-министр: возможно, расчет был на то, что сделку не ратифицируют и корейцы задним числом отделаются заверениями в крепкой дружбе. Он также утверждает, что США были не против. Вообще-то у американцев в ОАЭ своих 5 тысяч человек, в основном на авиабазе Аль-Дафра, что вообще в двух шагах от станции. А у французов – военно-морская база в самом Абу-Даби. И не совсем понятно, как корейцы собирались использовать войска в обход американцев, к которым в случае войны переходит все командование, о чем эмиры, конечно, прекрасно осведомлены. В сделке были и другие моменты, в том числе торговля оружием и военно-техническое сотрудничество. Но все, что касалось участия Кореи в отражении возможной агрессии против ОАЭ, засекретили полностью. Через парламент тогда точно не прошло бы, и Ли Мён Бак провернул все в обход конституции. А в 2011 году Сеул таки разместил в Свейхане, неподалеку от Абу-Даби, сотню с небольшим южнокорейских спецназовцев. Подразделение под названием «Ах», то есть «Брат», готовит местных, охрану объекта не несет, но в чрезвычайной ситуации может вмешаться. Отряд комплектуется из бойцов элитного подразделения «Чхонхэ», сформированного в 2009-м для борьбы с сомалийскими пиратами. Оно известно несколькими спасательными операциями и скандалами с растратой командирами казенных средств. Вся эта история довольно темная. Сейчас администрация Мун Чжэ Ина, похоже, пытается как-то отыграть ситуацию, но без особого успеха.

А в 2009-м, не мытьем, так катаньем, Ли Мён Бак получил свой контракт. По его условиям, на берегу Персидского залива примерно в 50 километрах к юго-западу от Рувайса Корея должна строить АЭС: четыре энергоблока общей мощностью 5,6 ГВт, расчетный срок службы 60 лет (для сравнения: в России нормативный срок эксплуатации для большинства типов энергоблоков 30 лет). Министерство энергетики ОАЭ рассчитывает, что после выхода объекта на полную мощность он будет обеспечивать до четверти потребностей страны в электроэнергии, а уровень выбросов углекислого газа снизится на 21 миллион тонн в год, что эквивалентно выбросу 3,2 миллиона автомобилей. А к 2050 году страна планирует получать до половины энергии из чистых источников, в том числе 6% от ядерной энергетики.

Церемония закладки в присутствии Ли Мён Бака состоялась 14 марта 2011-го. Не слишком удачная дата. Всего за три дня до того произошла авария на японской АЭС «Фукусима». Но корейцев это не остановило, и через год на стройке закипела работа.

Между тем в самой Корее атомную промышленность сотрясали скандалы. А на объекте в ОАЭ периодически находили серьезные дефекты. Хуже всего дело обстояло с цементом: образовывались трещины и пустоты в блоках. Приходилось переделывать снова и снова. Стоимость перевалила уже за $32 млрд. Похоже, французы с самого начала озвучивали правильный ценник.

Запуск планировали на 2017 год, но в 2018-м был готов только первый блок. И опять подвел цемент. И опять переделывали. Только 18 февраля текущего года власти страны дали разрешение на запуск первого блока, который и состоялся 1 августа, открыв, по словам наследного принца, новый этап на пути страны к развитию мирного атома. По данным корпорации ядерной энергетики Эмиратов (ENEC), сейчас готовность второго блока составляет 97%, третьего – 92%, четвертого – 85%.

Понятно, что корейцы строительство закончат. Власти заверяют, что все под самым строгим контролем. Но проблемы там не только с бетоном. На станции не установлены устройства аварийной защиты, обязательные для европейских АЭС. При том, что корейцы получали соответствующие сертификаты ЕС. Конечно, ОАЭ не Евросоюз, но все же.

Существенны и военно-политические риски. Не предусмотрена защита объекта от нападений беспилотников вроде того, что в сентябре 2019-го устроили хуситы, атаковав саудовские нефтеперерабатывающие заводы. А между тем у хуситов есть свои счеты и с ОАЭ. Ядерное топливо и радиоактивные отходы придется возить через Ормузский пролив, как раз мимо спорных островов. Наконец, хотя Эмираты и подписали договор о нераспространении и ратифицировали соглашения с МАГАТЭ, есть опасения, что они могут не слишком щепетильно обращаться с конфиденциальной информацией. Большинство соседей опасаются, что с этой АЭС случится что-нибудь плохое. Катар вообще считает АЭС «Барака» вовсе не благословением, но «чрезвычайной угрозой для региональной безопасности и окружающей среды» и то и дело жалуется в МАГАТЭ. Хочется надеяться, что это просто риторика – с Эмиратами у Дохи давние распри.

Резюмируя, можно констатировать: корейцы ввязались в технически очень сложный проект, где у них не было ни надлежащих компетенций, ни достаточного опыта. Проект, чреватый множеством рисков – от техногенных до военно-политических. И происходит все в весьма непростом регионе, где у Кореи нет толком ни опыта работы, ни достаточного влияния, ни реальной силы, чтобы решать действительно серьезные вопросы.