"Гадкая сестра" и "Жизнь Чака": две мрачных сказки в прокате

«Гадкая сестра»: кровавый спин-офф «Золушки»

Фильм «Гадкая сестра» стал полнометражным режиссерским дебютом для норвежской постановщицы Эмили Блихфельдт. Премьера этого сказочного боди-хоррора состоялась на американском фестивале независимого кино «Сандэнс» в секции полуночных показов. Уже по первым откликам критиков было понятно, что Блихфельдт может посоревноваться в кровавой изобретательности с Корали Фаржеа, чья «Субстанция» в прошлом году заставила зажмуриваться многих зрителей. Кстати, съемки «Гадкой сестры» на самом деле прошли раньше, чем съемки «Субстанции».

По сюжету семнадцатилетняя Эльвира (Леа Мюрен) приезжает вместе с матерью Ребеккой (Ане Даль Торп) и младшей сестрой Альмой (Фло Фагерли) в поместье к жениху матери в некоем королевстве. Семья обеднела, а этот брак дает надежду зажить все-таки нормально. Однако во время первого же ужина новый муж Ребекки умирает, после чего оказывается, что его семья тоже по уши в долгах. Ребекка понимает, что у них нет денег даже на похороны. Впрочем, ее это не слишком волнует – в отличие от дочери покойного, красавицы Агнес, оставшейся сиротой. Та искренне страдает по отцу, чье тело просто лежит в комнате. С новыми родственниками, свалившимися на голову, героиня при этом ведет себя высокомерно. Агнес знает себе цену, понимая, что Эльвира на ее фоне теряется.

Мать Эльвиры, Ребекка, тоже не стесняется напрямую говорить ей о том, что отнюдь не считает ее красивой. Тем не менее, осознавая, что ей самой, имея двух дочерей, будет очень сложно найти нового мужа и что младшая, Альма, еще не достигла зрелости, она делает ставку на Эльвиру. Скоро должен пройти бал, на котором местный принц (Исак Калмрот) выберет себе невесту. Мать и дочь готовы на все, чтобы принц обратил внимание именно на Эльвиру. Тем более что девушка не просто желает спасти семью: она влюблена в принца, которого, правда, ни разу не видела. Зато какие прекрасные романтические стихи он пишет!

Постановщица и сценаристка Эмили Блихфельдт, кажется, не только говорит о характерной для многих молодых людей неспособности снять розовые очки, когда речь идет об объекте влюбленности (а принц, увы, в реальности окажется совсем не прекрасным романтиком). Она иронизирует над типичным для сказок и, в частности, для их диснеевских адаптаций тропом: прекрасной любви с первого взгляда, которая непременно закончится хэппи-эндом (а что будет после него, мы не узнаем). Идеальных принцев не бывает, как и идеальных принцесс – Блихфельдт в «Гадкой сестре» очень выразительно это демонстрирует.

Вообще, осознание того, что «Гадкая сестра» – это рефлексия по поводу сказок (и конкретно – по поводу «Золушки») приходит сразу, стоит только посмотреть на постер фильма с окровавленной туфелькой. В Золушку со временем превратится Агнес, Эльвира же – ее «гадкая» сводная сестра, оказавшаяся главной героиней этой истории. И, с одной стороны, речь в картине идет об абсолютном расхождении сказок и реальности. А, с другой стороны, Блихфельдт возвращает нас к истинной природе сказок, многие из которых на самом деле тоже содержали кровожадные натуралистичные детали. В сюжете «Золушки», по версии братьев Гримм, например, без окровавленных туфелек дело тоже не обошлось. В таких историях правды жизни, как ни крути, больше.

И, конечно, на первый план в фильме выходит тема сексуальной объективации женщин. Если в той же «Субстанции» речь идет в том числе о том, что если женщине не удается быть вечно молодой, ее выкидывают на свалку, то в «Гадкой сестре» затрагивается еще и проблема «рынка невест», когда девушка становилась буквально товаром. Впрочем, ситуация могла быть и обратной: браки по расчету существовали как для женщин, так и для мужчин. Однако в то время, как мужчины могли развлекаться вне семьи, как им заблагорассудится, аналогичное поведение женщин осуждалось и наказывалось – что и показано в «Гадкой сестре». И, конечно, именно женщины должны «работать над собой», чтобы стать той самой лучшей версией себя и обрести мужа. Эмили Блихфельдт без прикрас демонстрирует, что эти процедуры ничем не отличаются от членовредительства (слишком чувствительным людям придется иногда закрывать глаза). Патриархальная система заставляет женщин конкурировать друг с другом за мужчин и оттого ненавидеть себя за «неидеальность», которую приходится исправлять всеми возможными способами.

«Жизнь Чака»: танец Тома Хиддлстона и конец света

«Жизнь Чака» Майка Флэнагана победила на последнем кинофестивале в Торонто. Зачастую триумфаторы Торонто, где есть только один приз – зрительских симпатий – потом становятся активными участниками наградного сезона и, как минимум, получают номинации на «Оскар». А порой и выигрывают в категории «лучший фильм». «Жизнь Чака» же пролетела мимо всей оскаровской гонки сезона 2024/2025 – почему-то картину решили выпустить на большом экране в США только сейчас. В России она вышла даже на день раньше.

Майк Флэнаган – автор культовых хоррор-сериалов «Призрак дома на холме» и «Полуночная месса», а также фильмов «Окулус», «Игра Джералда» и «Доктор Сон». Последние два основаны на произведениях Стивена Кинга, чья новелла легла и в основу «Жизни Чака». Считается, что фильм по настроению близок скорее «Побегу из Шоушенка» и «Зеленой миле», чем экранизациям очень страшных историй Кинга.

Впрочем, первая часть «Жизни Чака», состоящей из трех главок, заставляет если не испугаться, то испытать весьма неприятное чувство, соотносимое с тем, что возникает во время просмотра «Меланхолии» Ларса фон Триера. Ведь мир, в котором развивается действие, явно приближается к своему концу, и от этого по-настоящему не по себе.

В центре повествования здесь школьный учитель (Чиветель Эджиофор), который решает возобновить общение со своей бывшей женой, медсестрой (Карен Гиллан). По всему свету творятся необъяснимые катаклизмы, обрушившиеся на человечество будто разом. Однако люди ко всему привыкают, и многих тревожит разве что непривычное отсутствие интернета. Некоторые, впрочем, теряя надежду на хэппи-энд или просто утрачивая смысл жизни, куда-то бесследно пропадают или приходят к мысли о самоубийстве.

Но, возможно, самая большая загадка заключается в том, что по всему городу начинают появляться баннеры и плакаты со словами благодарности некоему Чарльзу Кранцу (Том Хиддлстон) за 39 лет упорной работы. Хвала ему звучит даже на ТВ и радио. Кто такой этот Чак, кажется, никто не представляет: выглядит он как простой клерк.

Во второй части картины, которая хронологически предшествует первой, мы знакомимся с этим самым Чаком Кранцем – действительно самым обычным бухгалтером. Однажды, приехав на рабочую конференцию, он слышит посреди улицы барабанщицу и начинает танцевать под ее бит. Он делает это так замечательно, что вскоре к нему присоединяется проходившая мимо девушка (Анналиса Бассо). В итоге они сорвут аплодисменты и восторги прохожих, станцевав уже в паре сногсшибательную смесь из свинга, латины и чего только не. Это одна из лучшая сцен в «Жизни Чака» (семиминутная!), в которой героям без слов удается передать свое внезапное счастье от взаимодействия с музыкой и друг с другом.

В третьей главе мы узнаем о совсем юных годах Чака – мальчика, рано потерявшего семью и росшего с бабушкой (Миа Сара) и дедушкой (его изобразил сам Марк Хэмилл из «Звездных войн»). Именно бабушка когда-то научила его танцевать.

Ближе к финалу картина Майка Флэнагана может начать раздражать: Том Хиддлстон, которого подавали как главную звезду «Жизни Чака», появляется полноценно только в одной главке. Характер его персонажа не то чтобы полноценно раскрывается. Что вообще происходит в этом фильме – по-прежнему непонятно. Однако финальная разгадка в итоге не разочаровывает: все логические связи восстанавливаются, а смысловые лакуны заполняются.

Просто не стоит ожидать от картины Флэнагана глубины психологической проработки характеров. По сути, это притча: о невероятной ценности существования каждого человека. О том, что даже самая вроде бы обычная жизнь заслуживает уважения и является трудом, ведь каждый человек так или иначе проживает множество драм и потерь. Но и – счастливых мгновений, связанных с любовью, дружбой, теплыми человеческими контактами. И все мы в этом смысле – как Чак.