Скажи мне, кто твой враг

25 лет назад начался отсчет новой истории России – 12 июня 1990 года была принята Декларация о государственном суверенитете РСФСР. На внешнеполитической арене в девяностые – первой половине двухтысячных новая Россия позиционировала себя как страна, у которой не было явных идеологических или экономических врагов, – она вошла в «Большую восьмерку» и Совет Европы, совместно с ведущими западными странами участвовала в решении международных вопросов, российские лидеры были желанными гостями мировых саммитов, а россияне запомнили ряд иностранных имен благодаря большому числу друзей своих президентов: «друг Гельмут», «друг Билл», «друг Рю», «друг Жак», «друг Сильвио», «друг Джордж», «друг Герхард».

Казалось бы, совсем недавно Буш «заглянул в глаза Путину и почувствовал его душу», английская королева впервые в истории принимала президента России в своем дворце, а на празднование 60‑летия Победы в Великой Отечественной войне в Москву не стеснялись приехать такие политики, как лидер «оранжевой» Украины Виктор Ющенко, латвийский президент Вайра Вике-Фрейберга, президент США Джордж Буш, премьер Японии Дзюнъитиро Коидзуми. И уж совсем немыслимым сегодня кажется, что 9 мая 2010 года по Красной площади прошли военные из стран антигитлеровской коалиции – США, Великобритании, Франции и даже Польши.

В 2015 году принять парад вместе с лидерами западного мира Путин уже не мог. Он сидел между восточными соседями – Си Цзинпином и Нурсултаном Назарбаевым, что, видимо, должно было демонстрировать разворот России от Запада в сторону КНР и Евразийского экономического союза.

Глубину символизма встречи президента в Кремле с правящим 27 лет Зимбабве 91‑летним диктатором Робертом Мугабе пока оценить сложнее. Но то, что к 2013–2015 годам Россия с таким всенародным энтузиазмом воспримет концепцию «осажденной крепости», настолько оперативно включит перезапуск «оборонного сознания» и риторики ядерного противостояния, мало кто мог предположить еще несколько лет назад, не говоря уже о 90‑х.

«Будем жить, как в ФРГ»

С момента принятия российской Декларации о независимости СССР просуществовал еще полтора года, после чего Россия официально стала «страной–правопреемницей» Союза. Посыпать голову пеплом и спекулировать на «величайшей геополитической катастрофе», занимаясь поиском устроивших ее «внешних врагов» и «пятой колонны», не было ни времени, ни желания, ни смысла как у наспех формирующейся и выясняющей отношения друг с другом политической элиты, так и у пытающегося приспособиться к новым реалиям населения. «Больше не надо кормить эту Украину и Среднюю Азию», – примерно так рассуждал гражданин новой России, – скоро «будем жить, как в ФРГ».

Однако в первой половине 90‑х страна перманентно находилась на пороге экономического коллапса – гигантский дефицит бюджета, низкие нефтяные цены, распад экономических связей, многомесячные задержки зарплат и пенсий, галопирующая инфляция, обнищание населения, «шоковая терапия», либерализация цен, рост преступности, социальное недовольство, жесткая внутриполитическая борьба между президентом и Верховным Советом, «парад суверенитетов», война в Чечне… Кремлю было не до братушек-сербов, Ирака или израильско-палестинского конфликта.

К тому же было понятно, что у новой России не могут быть те же приоритеты во внешней политике, что и у СССР. Но какими они должны быть, новая власть не очень понимала. Поэтому основной внешнеполитический вектор был направлен в сторону нового западного мира, частью которого мечтала стать Россия. Помощь «нового друга» и «наставника» заключалась в десанте советников, кредитах МВФ под жесткое требование проведения рыночных реформ и поставке «ножек Буша».

На внешней арене Россия утратила остатки советского геополитического наследства. В 1994 году Москва завершила вывод войск из Германии. Однако вместо благодарности Кремль получил критику Запада по поводу методов ведения боевых действий в Чечне, а американская НПО Freedom House даже причислила Россию к категории «несвободных стран».

Обидно, Вань

«Романтический» период сменился разочарованием, а где-то обидой: золотого дождя от «капиталистов» в виде инвестиций в развалившуюся экономику и дешевых кредитов Россия не дождалась, НАТО нацелилось на приграничные с РФ государства (в том числе Прибалтику), оставив Москву в геополитическом загончике. При этом Запад продолжал регулярно критиковать за нарушение прав человека, одновременно игнорируя позицию России по тому же югославскому конфликту.

Бориса Ельцина это раздражало. Он ощущал себя в президентском кресле существенно более уверенно, чем до разгона Верховного Совета. Новая Конституция давала фактически неограниченные полномочия, окружение начало трансформироваться в подобие политической элиты, обретавшей опору на создаваемый сверху (через приватизацию «по Чубайсу» и залоговые аукционы в 95-м году) класс VIP-собственников, между которыми были поделены госактивы.

Электорат тоже был разочарован Западом – МВФ оказался не «добрым дядей», а злым банкиром, к тому же дотошным. Реформы младореформаторов, «навязанные из-за океана», вкупе с падением международного престижа страны вызывали все большее недовольство.

При этом отстраивать по западному образцу демократические институты в политике и прозрачные конкурентные правила в экономике Кремль не спешил. Вместо этого страна получила олигархов, «семибанкирщину» и административный ресурс, апогеем использования которого стали подтасованные президентские выборы 96-го года.

Таким образом (как и в середине «нулевых» при Путине) сошлись воедино несколько факторов, подтолкнувших Кремль к более активной внешней политике: укрепление личной власти, установление контроля элиты над собственностью, стабилизация/улучшение экономической ситуации, наличие «запроса на патриотизм».

Эмоционально коррекция внешнеполитического вектора также была связана с обидой на Запад – «вместо обещания жениться обманул, поматросил и бросил». Далее неизбежно возникал третий вечный вопрос русского человека – «ты меня уважаешь?». Но в ответ «западные друзья» дипломатично молчали, при этом вежливо, но твердо продолжая проводить линию исключительно в рамках своих национальных интересов, которые, как известно, «вечны и постоянны».

Разворот

Ответом на запрос стало назначение в начале 1996 года министром иностранных дел бывшего начальника внешней разведки, востоковеда-арабиста Евгения Примакова. С его подачи в России впервые заговорили о многовекторности российской политики, что впоследствии трансформировалось в идею «многополярного мира». Став в 98‑м премьером, он предложил в качестве альтернативы атлантизму сформировать «стратегический треугольник Россия – Индия – Китай», которая тогда не нашла поддержки в Дели и Пекине.

На парад в честь 70-летия Победы в Москву из стран-членов ЕС приехали только лидеры Греции, Кипра, Венгрии, Чехии и Словакии (последние два – в последний момент). Из присутствовавших десять лет назад глав государств отказались прибыть около двух десятков, и около десятка из тех, кто был на праздновании 65-летия. Учитывая реакцию на присоединение Крыма и события на востоке Украине, это не было сюрпризом, так что Россия заранее позвала на 9 мая тех, кого раньше здесь не ждали. Откликнулись не все «новички», но помогла Африка в лице лидеров таких стран, как Гамбия, Гвинея, Зимбабве, Кабо-Верде, Лесото, Либерия, Руанда, Сомали, Танзания, ЮАР. А также Венесуэла и Палестинская автономия.

Партнер Путина по БРИКС президент Бразилии Дилма Руссефф «очень хотела приехать», но «ей нужно было присутствовать на свадьбе» своего врача. А президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган отказался лететь, обидевшись на слова Путина о геноциде армян 1915 года, сказанные 24 апреля в мемориальном комплексе «Цицернакаберд» в Армении. Как бы то ни было набралось 27 глав государств и правительств, а также генсек ООН. Из глав «больших государств» приехали лидеры Китая и Индии, а также нескольких стран СНГ, бывшей Югославии (Сербии, Боснии и Герцеговины, Македонии), Кубы, Монголии и Вьетнама. Президент Белоруссии Александр Лукашенко парад не посетил, сославшись на то, что принимает аналогичный в Минске.

Западу же Россия ответила как смогла. 24 марта того же года Примаков совершил свой знаменитый «разворот над Атлантикой» – узнав о начале бомбардировок Югославии, он принял решение в воздухе не лететь на переговоры в США. Этот жест был самым серьезным демаршем новой России по отношению к Западу. Следующего долго ждать не пришлось. В июне того же года российские десантники совершили «марш-бросок на Приштину», взяв вперед британцев под контроль аэропорт «Слатина», чтобы сорвать начало сухопутной операции подразделений KFOR против Югославии.

Друг Буша

Путин во время своего первого срока подобных демаршей не позволял. Президент-новичок сконцентрировался тогда на укреплении своей власти. Вместо Гусинского, Березовского и Ходорковского на слуху оказались новые фамилии: Сечин, Тимченко, Ротенберг, Ковальчук… Началась эпоха строительства «государственного капитализма» во главе с новым привилегированным классом чиновников и силовиков. Политическая жизнь в стране была взята под тотальный контроль – выстраивалась жесткая «вертикаль власти».

С экономикой тоже все было относительно стабильно. Бурный рост начался вскоре после шока от августовского дефолта 98‑го. Первый профицитный госбюджет был принят еще в 1999 году. А в «нулевые» резко скакнули цены на энергоносители – главный экспортный товар, которым Россия очень хотела торговать с Западом.

В начале своего президентства Путин старался показать себя западно ориентированным политиком. Сразу после терактов в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года он позвонил Бушу, выразив полную поддержку США. После этого Россия стала партнером Америки по борьбе с терроризмом. Республиканская администрация в отличие от предшественников‑демократов не задавала столько вопросов о правах человека. Казалось бы, Буш и Путин решили не вмешиваться в дела друг друга. И даже вторжение США в Ирак по надуманному поводу не привело к ссоре с США. В конце концов, противниками операции вместе с Москвой были Берлин и Париж.

Страх перед цветными

Волна «цветных революций», прокатившихся по СНГ, стала началом конца этой «дружбы». Приход к власти в Грузии Михаила Саакашвили в 2003‑м и Виктора Ющенко на Украине в 2004‑м был расценен Москвой как вмешательство США в зону ее геополитических интересов. После этих событий началось резкое похолодание, а любые свои внешнеполитические неудачи и народные волнения в мире Москва искренне считала исключительно делом рук «вашингтонского обкома» – от «арабской весны» до событий на Майдане и свержения Виктора Януковича.

При этом Кремль отказывался понимать, что к событиям подобных масштабов в каждом конкретном случае приводит целый ряд сложных внутренних политических, экономических и социокультурных факторов. Традиционное неприятие этого очевидного факта выходцами из силовых структур в силу специфики их работы и некой профессиональной деформации сознания вполне понятно. Работа заключается в поиске и нейтрализации врагов. Но руководствоваться лишь такой логикой, находясь во главе государства, опасно – неминуемо появляется системная ошибка в принятии решений, которая повторяется и провоцирует новые. Провал политики России на Украине, где с 2004 года не было сделано правильных выводов, – яркое тому подтверждение.

Реакция власти внутри страны была предсказуемой – в 2005 году был принят одиозный закон «О некоммерческих организациях». Кремль опасался, что через них западные страны профинансируют «цветную революцию» и в РФ. Вовне – была предложена концепция «суверенной демократии». Именно тогда была заложена линия, приведшая страну к поискам «пятой колонны» внутри России и демонизации образа вездесущего Запада.

Начало развода

Поворотной точкой во внешней политике России стала «Мюнхенская речь» Путина 2007 года, прозвучавшая после того, как Вашингтон сообщил о намерении разместить элементы системы ПРО в Чехии и Польше. Президент раскритиковал США, заявив о неприемлемости однополярной модели мира. Однако делить мир с Москвой Вашингтон не собирался. Признание западными странами независимости Косово, а Россией – Южной Осетии и Абхазии после «пятидневной российско-грузинской войны провело лишь пунктирную линию по границам этого «мира».

Главным союзником Москвы в Европе оставался Берлин. Но канцлер Герхард Шредер, с которым Путин договорился о строительстве Североевропейского газопровода по дну Балтийского моря, проиграл выборы и уступил в 2005 году пост Ангеле Меркель. Партнерские отношения с Вашингтоном были для нее более приоритетны, чем энергетическая дружба с Россией. Тем более что последняя запугала европейцев «газовой войной» с Украиной в начале 2006 года и отказывалась подписывать Энергетическую хартию, требующую открытия российского энергетического рынка. В ЕС все чаще стали говорить о необходимости избавления от московской энергозависимости, а США анонсировали поддержку ряда проектов, позволяющих доставлять нефть и газ в обход территории РФ.

С демократической администрацией Барака Обамы у Путина отношения не сложились вовсе. Все многочисленные «перезагрузки» на фоне гражданских войн, начавшихся в 2011 году в Ливии и Сирии, оказались бессмысленными. Американский «Акт Магнитского» и российский «закон Димы Яковлева», принятые в конце 2012‑го, лишь констатировали тупик.

Смертельная обида

Раздавая интервью западным СМИ, Путин не скрывал обиды. Смысл претензий сводился к тому, что мол, мы хотели Европу от Лиссабона до Владивостока, а нас окружают ПРО, устраивают в Москве «белоленточный майдан», намереваются нам «обрезать трубы». «Благородный муж ищет причины своих неудач в себе самом, а мелкий человек ищет их в других», – писал Конфуций. Возможно, президент-дзюдоист незнаком с этой восточной мудростью.

Да, Вашингтон играет с Москвой даже не на равных, как это было при СССР. Однако взаимоотношения между странами строятся не только с позиции сильный – слабый, но и свой – чужой, выгодный – неинтересный. Почему Россия за 15 «тучных» лет не построила инновационной экономики и мобильной профессиональной армии? Почему не стала для стран с демократическим устройством «своей»? Почему ее соседи разбежались в стороны? Почему Россия до сих пор интересна только как поставщик энергоресурсов? И неужели во всем этом виноват исключительно Запад?

Своими действиями в Крыму и на востоке Украины Россия так напугала Европу, что у ЕС теперь просто нет другого варианта, как крепить союз с Америкой. Москва вдохнула новый смысл в существование НАТО, которому теперь есть от кого обороняться.

Бросок на Восток

Партнеры по Евразийскому экономическому союзу и ОДКБ после событий 2014 года тоже вряд ли стали лучшими друзьями России. Показательно, что ни одна из стран СНГ или БРИКС не поддержала Россию во время признания независимости Абхазии и Южной Осетии и присоединения Крыма.

Теперь Россия намерена назло Западу дружить с Китаем. Однако союз со второй экономикой мира грозит превратиться в игру в одни ворота. Китайские товарищи не скрывают, что рассматривают Россию в первую очередь как поставщика дешевого сырья и рынок сбыта своих товаров.

В конце 2012 года Пекин обнародовал тезисы новой экономической политики – ставка на опережающий рост внутреннего спроса (как главного двигателя экономики), создание инновационной экономики в качестве еще одного фактора роста и стимулирование экспорта высокотехнологичной продукции. Что может предложить на это Россия в условиях самоизоляции от западных инвестиций и технологий?

Странный набор новых друзей России – от Мадуро до Ким Чен Ына и Мугабе – заставляет усомниться в рациональности и прагматичности внешней политики действующих российских властей. Однако президенты уходят, элиты сменяются, а народ остается. Народ, свыше 80 процентов которого сегодня считает, что стране действительно угрожают многочисленные внешние и внутренние враги. Ежедневные «пятиминутки ненависти» по телеканалам привели к такой аберрации сознания граждан, какой не было, наверное, с самых свирепых сталинских времен.

Идеологическое отрезвление, как показывает история, в том числе и наша собственная, очень дорого обходится именно народу. Потому что именно ему приходится восстанавливать то, что было разрушено теми, кто замкнул страну в «кольце врагов».