Тайное станет явным: как соцсети стали рупором народного гнева

Прозрачный мир

Действия официальных лиц во время норильской аварии сравнивают в соцсетях с реакцией на катастрофу в Чернобыле 1986 года, благо прошлогодний сериал от HBO освежил в памяти ее детали. На примере этого сравнения видно главное достижение последних 30 лет: гласность. Правда, ратовавшие за нее деятели перестройки едва ли представляли, какую роль здесь сыграет технический прогресс. Благодаря ему сегодня фокус с замалчиванием ЧП вряд ли пройдет: когда у каждого в руке смартфон с камерой и выходом в Сеть, шила в мешке не утаить.

От любви до ненависти: почему Трамп ополчился на Twitter

Не далее как в августе прошлого года произошел показательный, хотя и куда менее масштабный случай. Именно из социальных сетей власти Биробиджанского района Еврейской АО узнали о сильном наводнении в Дубовском сельском поселении. Администрация населенного пункта просто не стала беспокоить диспетчерскую службу: в итоге о затоплении 68 жилых участков стало известно только после приезда рабочей группы из вышестоящей администрации.

Почти одновременно с этим произошла странная история под Северодвинском: взрыв, сопровождавшийся радиоактивным выбросом. По данным СМИ, власти сообщили об этом сразу, однако позже информация была удалена. Официальное подтверждение того, что фон был повышен, было дано только спустя две с половиной недели, когда ситуация нормализовалась.

Пока власти отказывались комментировать случившееся, по сути, активно проявили себя пользователи соцсетей. Там развернулась общественная кампания: экологи, российские и зарубежные блогеры, деятели культуры (включая сценариста сериала «Чернобыль») задавали вопросы о действиях властей, строили догадки и предположения, требуя раскрыть подробности. И одновременно фиксировали необъяснимые действия, якобы направленные на то, чтобы избежать огласки: например, администрация «ВКонтакте» заблокировала группу «Ненокса в сердце моем» (Ненокса – село неподалеку от Северодвинска), где один из пользователей опубликовал фотографии двух понтонов с повреждениями предположительно от взрыва.

Похожие истории участились во время пандемии COVID-19. Именно в соцсетях просачивается информация об отсутствии положенных медикам компенсаций за работу с коронавирусными больными (известно о подобных случаях в Омске, Дагестане), которая в итоге тоже дошла до Владимира Путина: 15 мая он разнес подчиненных за «канитель бюрократическую» в вопросе распределения выплат. В Кировской области попытка врача рассказать в соцсетях о небольших зарплатах и отсутствии надбавок привела к увольнению. А врачи Реутовской больницы с помощью соцсетей требуют обеспечить их средствами индивидуальной защиты, тогда как руководство больницы отрицает нехватку масок и другого инвентаря.

Дизлайк от народа

Именно стремлением повлиять на ситуацию, добиться изменений соцсети отличаются от советских курилок, где граждане перемывали косточки чиновникам. При этом далеко не каждый сетевой протест несет в себе признаки «майдана»: на одну «арабскую весну» (которую называли Twitter-революцией) приходится бесчисленное количество примеров гражданского активизма – незаметного для широкой публики, но требующего немалой отваги от участников.

Как защитить ребенка от угроз Всемирной паутины, и кто должен этим заниматься

Один из таких активистов, москвич Рустам Билялов, с помощью нескольких сообществ в Facebook и «ВКонтакте» годами привлекающий внимание к городским проблемам, рассказал «Профилю», что на первых порах власти предпочитали игнорировать соцсети: мол, написанное в интернете не является «настоящим» высказыванием. Но со временем появилось осознание, что с веб-активностью надо что-то делать. «Есть такая тенденция: многих чиновников буквально заставляют давать комментарии – вежливые, корректные. Если появляется вопрос в соцсети, их обязывают показать, что они проблему видят, хотят решить. Но чаще всего это делается для галочки», – говорит Билялов.

По опыту активиста, чиновники реагируют лишь на локальные происшествия, где не нужно значительных средств для того, чтобы исправить положение. «Их задача в том, чтобы максимально сгладить эффект от произошедшего. И если не ликвидировать последствия, то хотя бы создать видимость, что все не так плохо, что необходимые меры приняты. Это не способствует доверию со стороны интернет-пользователей. Они привыкли, что если представители власти недоговаривают, значит, кто-то проштрафился по-крупному», – делится Билялов.

В России громких примеров «обратной связи» в соцсетях, которая заставляет властей пойти на уступки, не так много. На днях отмечалась годовщина одного из них – освобождения Ивана Голунова. Журналист был арестован якобы за сбыт наркотических средств, с чем категорически не согласилась общественность. Флешмоб «Я/Мы Иван Голунов» мгновенно подхватили соцсети: по данным «Медиалогии», количество упоминаний Голунова и статьи 228 УК, по которой его арестовали, уже на следующий день достигло 150 тысяч, а в день освобождения – 225 тысяч.

Как соцсети превратились в прибыльный бизнес для создателей и пользователей

Куда более распространены частные случаи интернет-поддержки – не «медийные», но приносящие реальную пользу. Так, в Липецкой области в 2018 году на камеру телефона был заснят эпизод жестокого обращения мужчины с маленьким сыном. С помощью пользователей соцсетей удалось установить личность этого человека. Информация дошла до руководства области, и в результате были предложены поправки в законодательство и запущен проект «Социальный кодекс».

На Западе бдительное око интернет-сообщества скорее нацелено на общественные нормы, а именно на утверждение «новой этики». Пожалуй, главный эпизод последних лет – кампания #MeToo («Я тоже»), запущенная в результате шумихи по делу голливудского продюсера Харви Вайнштейна и ставшая символом борьбы против домогательств и насилия. Распространяемая изначально в Facebook, Instagram и Twitter, она очень скоро выбралась в офлайн: в ноябре 2017-го в Штатах прошли массовые акции под знаменами #MeToo.

Фейковая тревога

Справедливости ради, социальные сети не всегда выступают «орудием правды». По словам Рустама Билялова, зачастую пользователи приукрашивают информацию, пытаясь вызвать резонанс. В этой связи можно вспомнить пожар 2018 года в кемеровском торговом центре «Зимняя вишня». По официальным данным, в нем погибли 60 человек. Но пользователи соцсетей, вероятно, на фоне эмоциональной реакции продвигали версии о 150 и даже о трех сотнях жертв (из хроники происшествия).

В 2019 году российские власти развернули борьбу с сознательными вбросами ложной информации – фейками. Причем после принятия поправок в законодательство о недостоверных новостях в масс-медиа началось наступление и на интернет-ресурсы с фактическим приравниванием их к зарегистрированным СМИ. Как опасаются пользователи соцсетей, это удобный способ заставить замолчать недовольных, ведь даже «достоверность» съемки на месте происшествия не всегда легко доказать.

Новый виток этой борьбы начался на фоне пандемии: Роскомнадзор потребовал у администраций YouTube, «ВКонтакте» и Instagram удалить ложную информацию о коронавирусе. Пригрозив жесткими мерами вплоть до блокировки сайтов – тут у ведомства уже есть некоторый опыт.

С другой стороны, именно в последние месяцы стала явной малоэффективность этой борьбы. Еще в марте СМИ писали, что социальные сети перестали справляться с модерацией контента, связанного с коронавирусом. По сей день на интернет-площадках множатся слухи о чипировании через нановакцины, заражении через вышки 5G и прочий «компот».