В атмосфере секретности

В 1954 году, после смерти Сталина, Елена Ржевская отнесла небольшую повесть «В последние дни. Записки военного переводчика» в журнал «Знамя». В тексте довольно сжато было описано происходившее в Берлине в начале мая 1945-го. «Рукопись приняли, но послали за разрешением печатать в МИД», – пишет автор в предисловии к нынешнему изданию книги «Берлин, май 1945». В МИДе ответили: «на ваше усмотрение». В итоге в небольшом тексте последние страницы, где как раз рассказывалось о поисках тела фюрера, просто не напечатали. Внучка писательницы, переводчица и составитель нынешнего издания Любовь Сумм рассказывает: все, что касалось процесса опознания тела Гитлера, после войны просто умалчивалось. «Запрет на секретность никогда не был снят официально, как он и не был официально установлен. Все было сказано на словах и сводилось к уровню «кто чего опасался», – добавляет Любовь Сумм.

Как в разгар битвы на Курской дуге проложили стратегические рельсы

В середине 1960-х Ржевской разрешили работать в секретном архиве: там в руки ей попадали в том числе и те документы, которые она сама подписывала как переводчик в мае 1945 года в Берлине. Информацию разрешалось копировать в рукописную тетрадь, которую каждый вечер писательница сдавала на проверку: не скопировано ли лишнего? Впрочем, та самая секретность возникла еще в мае 1945-го в Берлине. В книге Ржевская пишет: «Сталина возмутило, что придали самовольно этому событию такой открытый характер. Как видно, была задана кому надо взбучка, и уже со следующего дня поиски Гитлера окружены строжайшей секретностью. И чтоб никаких контактов с прессой, с фоторепортерами. Все донесения шли напрямую в адрес Сталина, минуя командование».

Как признается Ржевская, восстановить ход событий и найти тело Гитлера было главным делом тех дней. Однако официально такие задачи советское руководство не формулировало. «Задача поставлена не была, но такая задача, последняя задача войны, чувствовалась в самом воздухе Берлина, и те, кто ощущал ее, проявляли инициативу снизу». Когда все экспертизы были окончены, официально во всеуслышание о «находке» тоже никто не сообщил. По воспоминаниям писательницы, группе медицинских экспертов даже было запрещено сфотографироваться с найденными останками (в то время как официальный снимок с телом Геббельса был сделан). И, кстати, удивительный нюанс: комиссию военных врачей, которая проводила экспертизу тела Гитлера, возглавлял главный судебно-медицинский эксперт 1-го Белорусского фронта подполковник медицинской службы по имени Фауст Иосифович Шкварский: какое-то воистину гётевское совпадение.

Кстати, в 1964-м, когда Елена Ржевская работала в архивах, ей разрешили использовать документы, но не разрешили давать ссылки, как это принято делать в любой книге, претендующей на точность и историчность. «Для историков это было невероятно! – говорит Любовь Сумм. – По всему было ясно, что это подлинный рассказ, но в тексте не было ссылок». Для западной прессы на тот момент смерть Гитлера оставалась еще тайной из-за отсутствия доказательств, по крайней мере, об этом пишет автор книги. Это, считает Любовь Сумм, давало волю художественному воображению. «Но как только появлялось свидетельство того, что его труп обнаружен, эта книга становилась документальной», – подчеркивает внучка писательницы.

Книга «Берлин, май 1945» впервые вышла на русском в 1965-м, к 20-летию Победы, и сразу была переведена почти на 20 языков. Рукопись несколько раз переиздавалась, и Елена Ржевская постоянно дорабатывала текст, постепенно закрывая какие-то «черные дыры» в этой истории. Однако всегда понимала, что пойдет в печать, а что могут вымарать. Полная авторская версия была сделана Ржевской в 2005 году. Правда, публикуется она уже два года спустя после ухода из жизни самой писательницы, которая скончалась в апреле 2017 года в возрасте 97 лет.

От Ржева до Берлина

Студентка ИФЛИ Елена Каган попала на фронт в феврале 1942-го под Ржев, предварительно пройдя курсы военных переводчиков. «Дело в том, что у нас оказалась «потрясающая» ситуация: почти не было военных переводчиков с немецким языком, – рассказывает Любовь Сумм. – Да, немецкий язык преподавали в школах, но школ-десятилеток было не так много. Люди оканчивали 7 классов, это считалось приличным образованием. Елена родилась и первые два года прожила в Белоруссии, это же была еврейская семья. Ее дед, еще из поколения XIX века, мечтал учиться, но ему не дали – как старший в семье он отвечал за семейную лавку. При этом он учил немецкий и мечтал поехать учиться в Германию. Он был человеком немецкой культуры, самоучка, который много читал сам. И дед считал, что образованная девочка должна знать немецкий язык, так что читал ей, например, Гейне на немецком. И всю жизнь Елена говорила не «Гейне», а «Хайне», в соответствии с немецким произношением».

Действие книги «Берлин, май 1945» начинается в декабре 1944 года в Польше. Автор, кстати, оговаривается сразу: я не специалист-историк, и все описанное – о лично пережитом. Тем ценнее, надо сказать, становятся эти свидетельства. За подробным описанием фактов всегда находится место для воспоминаний о людях, встречавшихся на ее пути. Соратники по 3-й ударной армии, местные жители, пленные немцы или женщина, бежавшая из немецкого публичного дома вместе с ночевавшим у нее солдатом. Рождество и, как она пишет, щедрое чувство свободы, когда Красная армия освобождает польский Быдгощ: «в этот день никому ничего не жаль было друг для друга».

Почему пресса военных лет была стратегическим ресурсом

Постепенно армия входит на ту часть «польской земли, которую фашисты присоединили к рейху и пытались насильно онемечить». Разрушенные города, которые после освобождения начинают восстанавливаться. Вот, например, о Познани: город «жил еще сурово, но по-весеннему оживленно. Уже висели по стенам домов штукатуры и маляры в своих люльках. Трубочисты в черных цилиндрах и с полной выкладкой разъезжали на велосипедах».

Затем Елена пересекает в составе армии границу Германии. На контрольно-пропускном пункте – «большая, наспех сколоченная арка: «здесь была граница Германии». Все, кто проезжал в эти дни по Берлинскому шоссе, читали кроме этой еще одну надпись, выведенную кем-то из солдат дегтем на ближайшем от арки полуразрушенном доме, огромные корявые буквы: «Вот она, проклятая Германия!» Утром 29 апреля Елена входит вместе с войсками в Берлин. «Чем ближе к центру, тем плотнее воздух. Кто был в те дни в Берлине, помнит этот едкий и мглистый от гари и каменной пыли воздух, хруст песка на зубах».

Здесь, в Берлине, ее ждет, пожалуй, самая ответственная работа: через несколько дней молодой переводчице предстоит участвовать в эпохальном расследовании, она будет переводить все допросы, разговоры и документы, которые могут пролить свет на жизнь обитателей убежища под рейхсканцелярией, где последние дни провели Гитлер и некоторые из его соратников.

«На допросах она часто задавала дополнительные вопросы, так как была единственным человеком, который мог разговорить свидетелей, – рассказывает Любовь Сумм. – Она спрашивала людей об их переживаниях и эмоциях в последние дни, узнавала какие-то бытовые подробности. Благодаря этому она могла реконструировать события в книге. Она считала, что важен не сам факт опознания, а то, какими были обитатели этого убежища, как провели свои последние дни, как они теряли свои человеческие качества, которых и так-то было не сказать, что сильно много».

Писательница не только подробно излагает свидетельства очевидцев, но и описывает атмосферу бомбоубежища, которое было самым прочным из выстроенных в Германии. Она видит пустые апартаменты Гитлера, замечает его френчи – один висит в шкафу, а другой – на спинке стула. Дальше подробно, шаг за шагом специальная рабочая группа по крупице собирает информацию о происходившем здесь, каждая мелочь помогает составить общую картину. Елена читает донесения с мест уличных боев в папках Бормана, разбирает личные бумаги Гитлера, к ней попадает рукописный дневник Геббельса, который кончается июлем 1941 года (позже он диктовал записи своим стенографам).

Времени мало, и Ржевская признается, что подробно прочитать все не удается. Позже она напишет: «я была завалена документами». Но все же она находит возможность изучить, например, последнюю тетрадь дневника Геббельса – «уникальное, интереснейшее историческое свидетельство. Оно отражает факты и атмосферу подготовки к нападению на Советский Союз. Раскрывает характер провокаций, методы «маскировок», предпринятых тогда нацистской Германией».

Писательница скрупулезно воссоздает события, происходившие в конце апреля – начале мая 1945 года в бункере. И вдруг посреди разговоров о ядах, примененных способах самоубийства, умерщвлении шестерых детей Геббельса и описаниях обгоревших трупов – небольшой эпизод, как телеграфистка Рая примеряет попавшее ей в руки вечернее платье Евы Браун. Длинное, с глубоким декольте, оно «успеха у Раи не имело. А как исторический сувенир оно ее не интересовало. А вот туфли из коробки с надписью «Für Fr. Eva Braun» оказались впору и имели большой успех». Автор признается: «к этому времени произошла девальвация исторических атрибутов падения Третьей империи. Мы перегрузились. Смерть ее главарей и все, что ее сопровождало, уже казались чем-то обыденным».

Темно-бордовая коробка

Окончательное опознание тела Гитлера было проведено по зубам фюрера. «В 1945 году, когда труп Гитлера был опознан, те немногие люди, которые в этом участвовали, сначала ожидали, что это будет сенсация, об этом напишут в газетах, их наградят – как обычно в такой ситуации. Но глава этой группы, полковник Горбушин был вызван в Москву с докладом и получил указание, что Сталин удовлетворен результатами расследования, снимает это дело с контроля, но оглашать не будем – капиталистическое окружение остается», – рассказывает Любовь Сумм.

Операция «Радуга»: как немцы топили свои подлодки в мае 1945-го

Но прежде чем окончательный вердикт был вынесен, была проведена огромная работа, это был не только труд медицинских экспертов, но и опрос потенциальных свидетелей. Главным предметом изучения стала челюсть фюрера. Елена Ржевская и тут оказалась в центре событий. Она описывает, как в один день полковник Горбушин вызвал ее и протянул подержанную темно-бордовую коробку, в каких обычно держат парфюмерию или дешевые ювелирные изделия. Он передал коробку переводчице и сказал, что теперь та отвечает за это имущество головой, – в коробке находились зубы Гитлера. Несгораемого ящика в распоряжении командования не было, и это важнейшее доказательство просто некуда было пристроить.

И когда читаешь это сейчас, то все описанное кажется какой-то фантасмагорией: в еще дымящемся Берлине, в канун объявления Победы, молодая девушка-переводчица носит по городу коробку с важнейшим вещественным доказательством. «Было очень обременительно таскать в руках коробку и холодеть при мысли, что я могу где-нибудь невзначай ее оставить. Она отягощала и угнетала меня», – пишет Ржевская в книге. И дальше, в момент объявления капитуляции: «Неужели это я стою тут в час капитуляции Германии с коробкой, в которой сложено то, что осталось неопровержимого от Гитлера?»

Но была в этой истории и человеческая судьба, сложная и трагичная. Главным свидетелем и специалистом, который помог идентифицировать зубы фюрера, была Кете Хойзерман, помощница дантиста, который лечил Гитлера.

Не имея медицинского образования, Хойзерман в 17 лет начала работать в провинции у дантиста Федора Брука. Будучи евреем, он в 1934 году закрыл практику и уехал в Берлин, где буквально «затерялся», проигнорировав требование ко всем евреям зарегистрироваться. Кете начала искать работу и в итоге устроилась к Блашке, который обслуживал партийную верхушку и получал чины. Сама же Кете, рассказывает Любовь Сумм, была беспартийной, никакой особой выгоды от занимаемой должности не получала. Более того, все эти годы помогала своему первому «боссу» еврею Бруку, укрывая его у себя дома.

Позже, в мае 1945-го, она и стала ключевым свидетелем по делу опознания трупа Гитлера. Если бы не она, опознавать было бы некому, говорит Любовь Сумм. Сам доктор Блашке – дантист фюрера – к этому моменту уже скрылся из Берлина. В сложившейся ситуации и во времена, когда не было никаких ДНК-экспертиз – только зубы, которые у каждого человека особенные, и могли быть последним неопровержимым доказательством. Кете прекрасно помнила все особенности высокопоставленного пациента и по памяти нарисовала схему.

«Кете была абсолютно живой человек, нормальный, насколько это могло быть в той ситуации, – рассказывает Любовь Сумм. – Она не потеряла ни женственности, ни дружелюбия. Этим она очень сильно и произвела впечатление на Ржевскую – посреди всего этого вдруг появился человек, который был способен общаться, рассказывать о своих закопанных где-то платьях, человек, который пытался понять, как будет дальше строиться жизнь. Их встреча произошла 9 мая, а накануне вечером была объявлена капитуляция».

Первая встреча с Кете прошла вполне по-дружески – женщина помогла расследованию, ответив на все вопросы, ее поблагодарили, снабдили консервами и отвезли домой. Но вот потом, отмечает Любовь Сумм, общая атмосфера изменилась. И уже гораздо позже, работая в 1964 году в архиве, среди прочих документов Ржевская увидела короткую запись о том, что Кете Хойзерман была отправлена вместе с фуражкой и кителем Гитлера в Советский Союз. Об этом было написано одной строкой.

По словам внучки писательницы, Ржевская намеренно не предприняла никакого личного расследования и не стала выяснять подробности судьбы Кете. «Елена отчетливо понимала, что ничего хорошего здесь с ней не могло случиться. Тех, кого система глотала, она уже потом не выпускала, – рассказывает Любовь Сумм. – В 1964 году уже было понятно, что Кете в Германии, она к этому моменту дала интервью одному журналу. А вот что было в промежутке между 1945-м и 1964-м? Елену этот вопрос тяготил всю жизнь».

В последней авторской версии книги, которая и опубликована сейчас, Ржевская пишет о судьбе Кете. «Оказавшую важнейшую, как никто другой, услугу истории, Хойзерман держали на Лубянке, потом в Лефортово как опасную преступницу. <…> Тот, кто был женихом или мужем, вернулся из Норвегии и, не получая о ней известий, жива ли, выждав пять лет, женился и растил маленьких детей. Кете вернулась сорокапятилетней…» С Кете Хойзерман Елена Ржевская так больше никогда и не встретилась. Да и сама Ржевская много лет спустя, в 1980-е, побывала в ФРГ, где жила Кете. Возможно, Елена не решилась на эту встречу, предполагает Любовь Сумм.

В 1997 году историк Лев Безыменский передал Ржевской машинописную копию неопубликованных воспоминаний Кете Хойзерман, которые он получил от нее самой в начале 1970-х. В 2005 году писательница дополнила свою рукопись книги «Берлин, май 1945» главой о Кете Хойзерман, попытавшись рассказать все то, что было известно о судьбе ключевой свидетельницы по делу об опознании трупа Гитлера. Нынешнее издание книги завершается воспоминаниями самой Кете, которые публикуются впервые. И этот вариант, несомненно, наиболее полное описание исторических событий 75-летней давности.